Он этого ждал, надеялся на это. Самое трудное было – не
подавать Фанни виду, что ждет. Она что-то чувствовала, конечно, с ее-то
невероятной интуицией, обостренной любовью… Роман уже знал, на собственном
опыте не раз убеждался, что влюбленная женщина на многое способна, а потому в
глубине души побаивался Фанни и всячески старался заморочить ей голову
нежностью и успокоить сверхбурным сексом. До чего, до чего, а до занятий сексом
у него всегда была охота. Ну а когда он чувствовал, что устал, а Фанни нужно еще
(ох, и неуемная же она, с ее поджарым, сухим телом и острыми грудями!),
прибегал к проверенному средству: воображал другое лицо, другое тело – и все
шло, как надо. Впрочем, надо отдать ему должное: об этой блондинке из Лувра, о
Катрин, он даже не думал, когда был с Фанни. Не сомневался, что время Катрин
скоро придет, а потому сейчас не стоит тратить на нее воображение. Вдруг в
реальности она окажется хуже, чем он ее навоображает? Это может помешать потом…
А с Катрин ему ничто не должно помешать, с ней он должен быть на такой высоте,
которая Фанни и не снилась!
Роман был уверен, что Катрин рано или поздно появится, и все
же тревожился, не признаваясь даже себе самому: а вдруг что-то сорвется? И вот
теперь он испытывал блаженное ощущение покоя и возбуждения одновременно и
сладострастно тянул время, понимая, что Катрин внизу ждет и что ее терпение уже
на исходе…
Ну что ж, женское терпение отнюдь не беспредельно, особенно
терпение таких избалованных, пушистеньких курочек, а потому Роман больше не
стал тянуть – оделся и спустился вниз. Перед тем как захлопнуть дверь, он
окинул взглядом просторную столовую квартиры Фанни, из которой одна из четырех
дверей вела в спальню, и улыбнулся. Это была прощальная улыбка. Что-то
подсказывало ему, что он больше не вернется в эти стены.
Роман вытащил из кармана мобильный телефон – тоже подарок
Фанни – и положил на мраморный столик под зеркалом. Она ведь будет названивать,
а ему это на фиг не нужно. С кем надо, он и так свяжется, а Фанни увидит
телефон – и поймет, что Роман не хочет больше никаких напоминаний ни о ней, ни
об их связи. Если же дело не выгорит и придется вернуться – ну что ж, забыл
телефон да и забыл, с кем не бывает!
Уже спускаясь по лестнице, он вспомнил шкаф Фанни, который
был теперь забит новеньким мужским барахлом, и пожал плечами. Если ему повезет,
у него будут такие тряпки, по сравнению с которыми в подарках Фанни только
землю на огороде копать. А не повезет… Да ладно, не в тряпках счастье!
Он вышел из подъезда и остановился, глядя на ветровое стекло
автомобиля, за которым что-то туманно золотилось. День был мглистый, ветреный,
Роман поежился, но на душе у него потеплело от этого мягкого сияния. Что-то в
ней есть, конечно, в этой Катрин, в самом деле, какое-то обворожительное
сияние… Отчасти даже понятно, почему прежний любовник предпочел ее Фанни.
Бедняжка Фанни! Теперь и второй…
Впрочем, жалость была сейчас совершенно неуместна, поэтому
Роман еще раз передернул зябнущими плечами и приблизился к «Ауди».
Какое-то мгновение он стоял перед ветровым стеклом и
улыбался, ловя промельки ответной улыбки Катрин оттуда, изнутри машины. Потом
она опустила стекло со своей стороны и, глядя снизу вверх, капризно сказала:
– Ну наконец-то. Я думала, ты никогда не решишься
спуститься!
Вот это называется уверенность в себе! Никаких обходных
маневров, сразу берет быка за рога, а мужика за член, как говорил один его
давний-предавний, еще российский приятель. Сам-то Роман, если честно,
предпочитал менее прямолинейное обхождение. А впрочем, и в этой прямоте есть
своя прелесть… особенно если не предлагается ничего другого и выбора особенного
нет.
– Вы здесь давно? – спросил он, тоже решив не тратить время
на экивоки.
– Да уж час, не меньше. Видела, как Фанни вылетела,
помчалась в свое бистро… Конечно, я не прямо здесь стояла, а вон там, около
Биржи, – Катрин ткнула пальцем в сторону. – Ну а как она унеслась, я сразу
причалила сюда. Насколько мне известно, можно не бояться, что она вернется
домой, проверять, на месте ли ее сокровище? Она вроде бы сегодня допоздна будет
там крутиться?
Роман вопросительно приподнял брови. Ну да, у Фанни сегодня
суаре антикваров, ее главных клиентов, – ежегодная цеховая вечеринка, святое
дело. Это большая честь для ее бистро, а посему она сама должна следить за всей
подготовкой и обслуживанием от и до, тем паче что ради такого случая они
нанимают временных официантов, а это такая ненадежная публика – за ними нужен
глаз да глаз! Но вот интересно, откуда это все известно Катрин?
А впрочем, это не столь уж интересно Роману, на самом-то
деле ему важно совсем другое.
Но не все сразу, не будем спешить, и так достаточно быстро
удалось…
Нет, не говори «гоп», пока не перепрыгнешь: еще не удалось!
Но будем работать в этом направлении.
Однако что-то застоялся он здесь, рядом с машиной…
– Ну что? – в это мгновение спросила Катрин, словно уловив
его нетерпение. – Так и будешь стоять?
– Но вы же не приглашаете меня сесть, – усмехнулся Роман.
– Давай, давай… – Она перегнулась через сиденье и открыла
дверцу для пассажира. – Неужели ты всегда такой робкий? Сам никогда не просишь,
ждешь, пока тебя пригласят?
– Когда как, – лаконично ответил Роман, проворно обходя
«Ауди» и забираясь внутрь. – Какая потрясающая тачка, бог ты мой! Даже не
скажешь, когда она красивее, с опущенным верхом или с поднятым.
Он озирался с мальчишеским восхищением… Нет, ну в самом
деле, такой роскоши ему еще не приходилось видеть. Разве что в кино, да в
книжках и рекламных проспектах Роман читал о сиденьях из натуральной кожи, о
встроенных барах, стереосистемах, телевизорах-пепельницах и всяких прочих
прибамбасах. Нет, телевизора здесь не было, да и на фига он в машине, если
честно. В окошко смотреть куда интересней! Или на свою спутницу (спутника,
нужное подчеркнуть)…
– Да, верх здесь поднимается. Это очень удобно, и вообще,
действительно, не самая хилая тачка, – согласилась Катрин. – Я ее специально
подбирала под цвет курточки.
Роман мог бы голову дать на отсечение, что дело обстояло с
точностью до наоборот: что Катрин исколесила весь Париж, подбирая именно
курточку под цвет машины, – однако, разумеется, не стал пускаться в опасную
полемику и бросил на новую знакомую один из своих знаменитых взглядов: чуть
исподлобья, медлительный, обволакивающий… Он умел совершенно необыкновенно
сверкать глазами, эти взгляды ослепляли, но когда надо было произвести более
сильное, порою убийственное впечатление, Роман не знал лучшего средства, чем
подпустить в свои глаза черного тумана…
