– По-моему, – сказал он с детской непосредственностью, – эта
машинка просто-таки для вас создана! И даже если бы вы ездили в ней, пардон,
абсолютно голая…
Катрин сверкнула на него глазами. Еще в Лувре он заметил,
что глаза у нее очень странного цвета – желтоватые, но не как у кошки, режущие,
а мягкие, янтарные. Очень удачное сочетание – золотистых глаз и золотисто-рыжих
волос. Конечно, баба – пальчики оближешь! И ей никогда не дашь ее лет. Фанни,
кстати, тоже не дашь… Но не стоит больше о Фанни, она – пройденный этап. Сейчас
имеет значение только Катрин! Это штучка тонкая, ничего не скажешь. Из тех,
кому нужен не просто секс, а нечто большее, нечто иное. И все же без секса они
не могут обойтись, поэтому Катрин, любовница богатейшего интеллектуала, и приперлась
на встречу с красивым мальчиком.
Впрочем, откуда ей знать о постельных талантах Романа?
Скорее всего, это чисто женское желание непременно завладеть тем, что
принадлежит заклятой подруге. Интересно, откуда у нее такая ненависть к Фанни,
что нужно второй раз вмешиваться в ее жизнь, второй раз ее разрушать?
С другой стороны, мужиков же никто не заставляет кидаться на
Катрин. И этого… Лорана… не заставлял. И его, Романа, никто силком не тащит в
объятия этой красивой и жадной сучки.
И все же ему без нее не обойтись, вот в чем вся штука. Она
ему нужна гораздо больше, чем он ей, а потому… а потому разглядывание
хромированной и кожаной отделки автомобиля что-то затянулось!
Кажется, Катрин тоже так решила, потому что наконец
заговорила:
– Ты тоже очень хорошо смотришься в этой машинке. Такая
игрушечка в золотистой шелковой коробочке. Шоколадная куколка, которую дарят
маленьким девочкам на Рождество или к первому причастию, и они мучаются,
бедняжки, от восхищения и не могут решить, что делать: отгрызть ли у куколки
шоколадную головку или сохранить ее красоту нетронутой?
Ох, как любил Роман такие разговоры… такие тонкие разговоры
с женщинами! Еще не флирт, еще подступы к нему, словно бы тонкий ледок ногой
пробуешь… Нет, это похоже на то, как в переполненном троллейбусе будто
невзначай касаешься женской груди или переднего места… летом, в жару, когда
платья такие тонкие, словно их и вовсе нет… У тебя каменное выражение лица, у
нее каменное выражение лица, оба вы делаете вид, будто совершенно ничего не
происходит, а между тем в ваших головах молниеносно проносятся картины того,
как бы вы сейчас… и тебе тесны становятся брюки, а она приоткрывает губы,
пересохшие от внезапного желания.
Давнее впечатление, еще российское, фром Раша, ныне не актуальное:
в Париже тесноты в троллейбусах не бывает хотя бы потому, что троллейбусов в
Париже элементарно нет, а автобусы идут один за другим, так же, как и поезда
метро, даже в час пик. Тут о давке, о тесноте можно только мечтать…
Роману стало неловко сидеть, и он слегка переменил позу,
закинул ногу на ногу: совсем ни к чему Катрин до поры до времени знать, что
происходит у него в штанах.
Еще одно облако черного тумана было выпущено, и оно
довершило начатое.
– Да, ты красивый мальчик, нечего и говорить, – вздохнула
Катрин со странным выражением, как будто бы красота Романа не восхищала ее, а
раздражала. – Красавчиков много, но ты… но в тебе есть что-то такое… – Она
запнулась, тронула золотистую прядь у виска, накрутила ее на длинный палец,
увенчанный невероятно длинным, нежно-розовым ногтем и украшенный огромным
перстнем с прозрачным розоватым камнем. «Не бриллиант, какой-то
полудрагоценный, – подумал Роман, – но смотрится невероятно благодаря отделке и
форме».
Чудилось, это задумчивое движение помогло Катрин найти
нужные слова, потому что она отпустила весело закрутившийся локон и заговорила
вновь:
– Я поняла, что в тебе такое особенное. У тебя внешность
романтическая, вот что. Ты похож на того мальчика, о котором, как об объекте
для первой любви, мечтают все девочки лет в пятнадцать-семнадцать. Очень, очень
печально, когда жизнь такой девочки проходит среди совсем других мальчиков, а
потом и среди других мужчин. Вообще плохо, когда мечты не сбываются вовремя,
потому что рано или поздно этот красавец ей все-таки встречается… вот как ты
мне встретился, к примеру… и тогда она сходит с ума, бросает ему под ноги свою
жизнь или превращает его в свою забаву, в свою игрушку, которую ей очень
хочется и потискать, и… сломать.
На миг Роман оторопел: во-первых, оказывается, непременное
желание насолить Фанни тут ни при чем, а во-вторых, эта Катрин далеко не такая
дура, какой кажется из-за своих невероятных грудей и сияющих глазок. Впрочем,
как говорит Эмма, с возрастом женщины хотят не хотят, а все-таки умнеют, только
беда, что они уже не знают, что с этим умом делать.
Ладно, эти мысли лишние. Теперь его ход.
– Понятно… – протянул Роман. – Я правильно понял, что похож
на вашу несбывшуюся девичью мечту? Ну и что вы намерены теперь со мной сделать?
Глаза Катрин загадочно мерцали.
– Пока не знаю, – проговорила она неторопливо. – Нет,
честное слово, не знаю. Нужно время, чтобы понять. Время и… место.
Она протянула руку к приборной доске.
– Куда вы меня повезете? – с индифферентным видом спросил
Роман.
– Зачем везти? В этой машине поднимается не только верх.
Вот, видишь?
Катрин нажала на кнопку, и в то же мгновение из паза с
легким шелестом выползли тончайшие темные фильтры и закрыли окна.
– Вообще-то, можно было поставить стекла-хамелеоны, которые
сами делаются непроницаемыми, но это отражается на их качестве, они немного
искажают изображение, а это опасно. Поэтому я попросила поставить цейсовские
стекла и их же фильтры, – с тем несколько высокомерным видом, с каким обычно
говорят на темы научные или технические все женщины (особенно если ни черта в
этом не соображают!), пояснила Катрин. – А впрочем, это детали. Главное, что
теперь нас с улицы не видно, даже если кому-то взбредет в голову прижаться
носом к стеклу. Поэтому… – Она на миг умолкла, облизнула губы и продолжила чуть
охрипшим голосом: – Поэтому я хотела бы знать, в этой машине поднялись только
крыша и фильтры или что-то еще?
Роман сбросил ногу с ноги, и Катрин обнаружила ответ на свой
вопрос.
– Ага… – промурлыкала она, глядя на натянутую ткань его
джинсов. – А у тебя тут какая застежка? Пуговицы? Вот хорошо, я люблю джинсы с
пуговицами.
Она его чуть с ума не свела, пока расстегнула эти тугие
(джинсы были куплены всего три дня назад, как раз перед приснопамятным
посещением Лувра, и петли еще не растянулись) «болты». Страшная сила таилась в
ее мягоньких, цепких пальчиках!
