Кажется, Фанни была права, он и в самом деле псих. Везет ей
на психов. Константинов, теперь этот… А впрочем, Фанни права и в другом: нынче
редкость – человек нормальный. Все мы – психи, каждый в своем роде, но общая
статистика от этого не меняется!
С каждым шагом Илларионов обнимал Эмму все крепче. Теперь
она шла впереди и при ходьбе касалась бедром чего-то твердого, выпуклого. Ох ты
боже мой…
Фанни точно права: он натуральный маньяк!
– Так я чувствую себя более защищенным, – невинно пояснил
Илларионов, ощутив, как напряглась Эмма. – Чем я ближе к вам, тем меньше
шансов, что ваш сынуля начнет в меня стрелять.
Они вышли из павильона. Солнце несколько померкло, и
жаворонок умолк, но запах сена сделался еще свежее, еще слаще. У Эммы еще
сильнее перехватывало от него горло. Куда до него всяким там «Барбери»!
– Чертовски хорошо, – прошептал Илларионов, стиснув плечи
Эммы как бы в порыве восторга. – Ну просто сказка, верно?
Она попыталась вырваться:
– Все, дальше вы пойдете один. Я останусь здесь и задержу
его, если он попытается выйти из павильона. Как можно скорей добирайтесь до
машины и уезжайте!
Илларионов, казалось, и не собирался ее выпускать из своих
рук и продолжал вести перед собой, спустившись с мостков прямо на зеленую,
невероятно зеленую, ухоженную травку ипподрома.
– А срывание всех и всяческих масок, обещанное вами? –
сказал он, и руки его сжали ее плечи еще сильнее.
– Мне больно, пустите!
– Ничего страшного, – хладнокровно промолвил Илларионов. –
Лучше не дергайтесь, а то будет еще больнее. Вы поедете со мной. Спокойно! Мой
пистолет ближе, чем пукалка вашего сына. – И снова в бедро Эммы уперлось что-то
твердое и выпуклое.
Так это всего-навсего пистолет…
Она обернулась через плечо.
Черная фигура вырвалась из дверей павильона и теперь бежала
по полю, приближаясь к ним.
– Скорей! – крикнула Эмма, и Илларионов, мгновенно
сообразив, в чем дело, не тратя время на оглядывания, рванулся бегом,
перехватив ее за руку и таща за собой.
Стоянка… Серебристый тихий зверь «Порше». Пискнула
сигнализация. Дверь открылась, Илларионов втолкнул Эмму в салон, захлопнул
дверцу, обежал машину, вскочил сам. Она толкнула было свою дверцу, чтобы
выпрыгнуть из машины, но замок был заблокирован. И мотор уже работал.
Автомобиль развернулся, помчался вперед. Эмма оглянулась,
ловя сквозь заднее стекло скачущую картинку. Черная фигура бежала по полю,
вытягивая руку, которая казалась слишком длинной из-за черного предмета,
который сжимали пальцы.
Из павильона вывалились несколько секьюрити, помчались за
ним, что-то крича. Юноша в черном споткнулся, упал, на него навалились,
выкручивая назад руки. В это время автомобиль повернул на главную дорогу, и
прелестный замок, в котором размещался главный офис ипподрома, скрыл от Эммы
происходящее на зеленом поле.
Он закрыла лицо руками, прижалась к спинке сиденья. Нет, с
ним не должно случиться ничего плохого, твердила она себе. Он не вооружен. В
руках у него была просто палка или что-то в этом роде. Он скажет, что
испугался, увидев, как этот господин подталкивает перед собой какую-то женщину,
решил, что тот собирается ее похитить. Его примут за помешанного и отпустят. Не
захотят связываться с чокнутым русским. Он же не нелегал какой-нибудь, виза у
него в порядке, еще месяц действительна. Будем надеяться, мальчик не забыл
взять с собой паспорт. Эмма же сказала ему, чтобы не забыл!
– У него хоть есть разрешение на ношение оружия? – спросил
Илларионов.
– Есть, – глухо пробурчала Эмма, не поднимая лица. – Достал
где-то за большую взятку. В разрешении сказано, что он служит в числе охраны
одного богатого русского по фамилии Илларионов.
– Что?.. – Илларионов так и покатился со смеху. – Значит,
парень – мой охранник… Лихо придумано! Ну и наглецы же вы с сыном! Полагаю, вы
принимали участие в разработке этой затеи? А ведь вы не выглядите циничной,
жестокой. Вы кажетесь такой…
– Слабой, неуверенной в себе? – усмехнулась Эмма. – Вы
правы, это так.
– Ну, бросьте, слабой я не назвал бы вас даже с закрытыми
глазами, – оценивающе глянул на нее Илларионов. – Вы выглядите… запутавшейся.
Не знающей, куда идти дальше. И очень усталой от всего того, во что оказались
замешаны.
Эмма резко вскинула голову и уставилась прямо перед собой,
ничего не видя от мгновенного шока.
– Ладно, если полиция обратится ко мне, я подтвержу эту
чушь, – проговорил Илларионов. – Может, и проглотят. Французские полисье
удивительно доверчивы, особенно когда речь идет о загадочной славянской натуре.
Неохота им с нами связываться, мы ж такие…
– Подтвердите? Почему? – перебила Эмма, поворачиваясь к
нему.
– Ну вы же сказали, что он пытался мстить мне за отца, –
пожал плечами Илларионов. – А я, чтоб вы знали, всегда восхищался Гамлетом. Но
при этом никогда не осуждал королеву. Женщина всего лишь игрушка для мужчины,
она приспосабливается к ситуации или приспосабливает ее для своей пользы.
Королева выживала как могла, Шекспир слишком сурово наказал бедняжку. Впрочем,
он пытался дать ей шанс, ее предупреждали: «Не пей вина, Гертруда!»
Значит, женщина всего лишь игрушка для мужчины? Ну-ну…
– Куда мы едем, к вам или ко мне? – спросил Илларионов после
недолгого молчания.
– Что?!
– А что такого? Нам нужно поговорить. Вы обещали
объясниться. Не надейтесь, что я стану выгораживать вашего оболтуса, не получив
взамен подробнейшего рассказа об всем, и прежде всего о том, как вы меня нашли,
как смогли подобраться ко мне столь близко.
«А вот этого тебе лучше не знать, не то твои взгляды на
женщину претерпят слишком болезненную ломку!»
– К вам я не поеду, – глухо сказал Эмма. – Я видела ваш дом.
Мне там не место.
– Это еще почему? – вскинул брови Илларионов.
– Не того поля ягода. Не впишусь в интерьер. Вот эта ваша…
рыжая… это да!
– О, так вы и адрес знаете, и Катрин видели? – Илларионов
покачал головой. – Далеко забрались. Кстати, Катрин уверяет, будто волосы у нее
золотистые. Хотя, пожалуй, она и в самом деле рыжая. Даже вульгарно-рыжая. Как
я раньше не замечал? Но зря вы считаете, что не вписались бы в мой интерьер.
Хотя как угодно, мое дело предложить, ваше дело отказаться. Тогда едем к вам?
Какой адрес?
