Разношерстная солдатская банда с обмотанными вокруг тела пулеметными лентами, размахивая оружием, толклась у входных дверей, крича во все горло. Кто-то кинулся вверх по лестнице, стреляя наугад. Пули защелкали по стенам, посыпалось стекло разбитых ламп и люстр. Ксения испуганно прижалась к стене. Но где-то далеко снаружи раздалась пулеметная очередь. Стрелявший солдат сбежал вниз, чтобы присоединиться к своим товарищам, которые уже галдели на улице.
Наступила тишина. Ксения дрожала с головы до ног. Черные точки плясали у нее перед глазами, а сердце билось так сильно, что казалось: еще немного — и оно выпрыгнет из груди. Держась за поручень и морщась от неприятного запаха порохового дыма, девушка осторожно спустилась по лестнице. Ледяной ветер задувал в открытую дверь и разбитые окна. Снаружи то тут, то там мелькали огни — в разных местах столицы пехотинцы разжигали костры. Как это неприятно — потерять веру в того, кто раньше был оплотом порядка и безопасности. И куда подевались слуги? Почему она тут совсем одна?
Ксения прикрыла дверь, задвинула засовы, подумав о том, что стоило бы закрыть фанерой разбитые окна, пока их не застеклят, вымести осколки, заменить зеркала и перекрасить стены. Она подняла глаза. К несчастью, одна картина была безвозвратно испорчена, не говоря уже о люстре из венецианского стекла и большинстве разбитых плафонов. Девушка продолжала думать, как навести порядок, словно то, что в дом вламывается среди ночи банда разбойников, было в порядке вещей.
— Папа, — позвала она, сама удивившись незнакомому звучанию в пустоте своего голоса.
Только теперь Ксения услышала, как сильно стучат ее зубы. Опустив глаза, чтобы не наступить босыми ногами на осколки стекла, она пересекла вестибюль. Дышать было трудно — точно невидимые тиски сжимали ее легкие. Инстинктивно она ощущала, что произошло что-то серьезное, поэтому с трудом передвигала ноги, словно пробираясь сквозь вату.
Двойные двери в рабочий кабинет отца были распахнуты настежь. Внутри стоял неприятный запах: металлический, горький, от которого опять заныло сердце. Все вокруг было выпачкано в крови. Ее темные пятна виднелись на ковре, письменном столе, расчерченных топографических картах города, абажуре, рубахе отца. Но откуда здесь могло взяться столько крови? Лишь бы сюда не спустилась мать. И кто будет убирать все это?
Коснувшись чего-то мягкого, Ксения вздрогнула. Это была рука отца. Генерал полулежал в кресле. Половина лица была изуродована пулями. Один глаз вытек. На спинке кресла виднелись осколки черепа и сгустки мозга.
Этого не может быть! Как это некрасиво! Ксения не сразу осознала, на что именно смотрит, а опустив глаза, заметила, что стоит в луже крови, которая уже перепачкала ее ночную рубашку.
Стиснув от ужаса кулаки, она подняла голову, и весь дом огласился выплеснувшимся из ее горла криком, который разрывал живот, легкие и голосовые связки.
Во взглядах можно прочесть многое. Взгляды стали жестче, презрительнее, равнодушнее. Власть, а вместе с ней и высокомерие перешли в другие руки.
Выходя из дома, Ксения научилась опускать глаза, не желая, чтобы посторонние видели в них гнев, а не страх. Белизна снега только подчеркивала красноту знамен, заполонивших весь город, как сорняки неухоженное поле. Красный цвет был везде: на украшенных орлами решетках Зимнего дворца, фронтонах зданий, реквизированных автомобилях и императорских вензелях. Портреты царя и членов царской семьи исчезли с витрин магазинов. Николай Второй отрекся от престола от своего имени и от имени своего сына, несчастного цесаревича Алексея. Брат царя, великий князь Михаил, отказался от трона в пользу народа. Избранному Думой Временному правительству поручили разработать проект конституции.
Ксения ждала уже целый час. Хотелось есть, было жарко, ныли ноги. Сотни людей толкались на вокзале с баулами и чемоданами. У всех были бешеные лица и сумасшедшие глаза. Кто-то ударил девушку локтем. Подняв глаза, она увидела бородатого, одетого в рваный тулуп мужчину, от которого пахло спиртным, и, разозлившись, отвернулась, чтобы не прикоснуться к нему. На руках у матерей спали дети с бледными лицами. Три матроса щелкали семечки, сплевывая шелуху прямо на пол. В надежде получить билеты пассажиры толкались возле окошек касс, размахивали руками, кричали. Когда приходил поезд, все бежали к вагонам, отталкивая друг друга и отчаянно крича. Некоторые лезли в окна купе. Ксения видела, как толпа едва не затоптала упавшую на перроне женщину, и никто не шевельнул даже пальцем, чтобы помочь ей.
Когда настала ее очередь, она нагнулась к защищенному решеткой окошечку, за которым сидел мужчина с наглухо застегнутым воротником и курил папиросу.
— Мне нужны билеты до Ялты.
— Билетов нет, гражданка, — насмешливо ответил человек.
— У меня есть чем заплатить.
— Охотно верю, только вряд ли это поможет. Билетов нет.
— Послушайте, я же не прошу у вас луну с неба. Мы на вокзале. В этой стране еще ходят поезда, и мне нужны всего четыре билета. На любой поезд, на любое число.
Она начала искать деньги во внутреннем кармане манто. Затянувшись дымом в последний раз, мужчина раздавил окурок о столешницу. У него были толстые пальцы с грязными изломанными ногтями.
— Послушай, дамочка. Мне не нравится, как ты со мной разговариваешь. Нет у меня билетов. И ты не одна хочешь уехать из Петрограда. Приходи в другой день, может, тебе повезет больше.
Она слышала, что можно дать тридцать рублей начальнику вокзала и получить места в поезде, но не знала, как за это взяться. Французские и немецкие гувернантки научили ее разговаривать на иностранных языках, учителя — алгебре, истории, гуманитарным наукам, но никто никогда не объяснял ей, как правильно давать взятки должностным лицам на российских железных дорогах.
Мужчина поднялся.
— Все, на сегодня закрыто! — крикнул он, с треском опуская окошко.
Люди вокруг Ксении завопили. Стиснув зубы, девушка отвернулась. Единственным утешением было раздосадованное лицо сварливого старика, который принялся скандалить перед пустым окном. Ксения стала пробираться к выходу. Идея покинуть город принадлежала именно ей, и она не понимала колеблющуюся мать. Ей отъезд казался единственным разумным решением. Ради чего было оставаться? С тех пор как похоронили отца, Петроград стал для них ужасным городом. Рабочий кабинет генерала заперли на ключ, никто не отваживался заходить в это проклятое помещение. Кроме няни, которая немного привела его в порядок.
— Так приказал бы барин, — объяснила она.
Ксения полагала, что в их доме на берегу Черного моря с белыми колоннами и цветочными клумбами будет совершенно безопасно. Она страстно ожидала весны, цветения фруктовых деревьев, диких орхидей. Хотела увидеть гладкое, как зеркало, море, голубое, прозрачное и прохладное.
В армии царил хаос. Говорили, что в случае немецкого наступления некому будет отражать натиск нападающих, боялись, что анархия принесет победу противнику. Говорили о заговорах и военных переворотах. Имена некоторых генералов, таких как Алексеев и Корнилов, вселяли слабую надежду на скорое восстановление порядка, но когда это случится, не знал никто. Машу мучили кошмары.
