Неужели ушел? Марина вскочила, заметалась по комнате, споткнулась о валяющиеся на полу брюки, схватилась за стол и заметила записку, где ее любимой золотисто-розовой помадой был написан телефонный номер.
Ушел, не попрощавшись. Разве так поступают? Здравый смысл проворчал, что подобные Артуру — еще как поступают. Подумаешь, еще одну восторженную дурочку осчастливил, а сколько их, неосчастливленных, по миру ходит? Вспомнился стишок:
Петя ласковый и трепетный, только — с каждой,
Любит секс в горах Тибета и секс на пляже.
Хочешь быть в архиве Петиных клевых фоток?
Жми «согласна», жди заветное автомото.
[2]
Возникло желание изорвать записку и выбросить в мусорное ведро, пострадать денек-другой над нереализованными мечтаниями да успокоиться. В конце концов, есть у нее собственное достоинство или нет? Однако позвонить, нет, написать сообщение хотелось сильнее, причем прямо сейчас. А потом, затаив дыхание, ждать, когда же он ответит. Или слушать протяжные гудки, успокаивая щемящее сердце. Наслаждаться эмоциями, как девочка-подросток, открывшая для себя мир взрослых переживаний.
Казалось, будто от ее души отрезали огромный кусок, и теперь надо любым способом его вернуть. А если написать ему?
Терзаясь сомнениями, Марина протопала в кухню, случайно бросила взгляд на часы и оторопела: было полтретьего дня. Возле чашки с остатками кофе обнаружилась еще одна записка: «Ну ты и соня. Не смог тебя разбудить, уж извини».
Черт! А на работе надо быть в десять! Тампошка сожрет, просто растерзает! И что теперь делать? Срочно брать больничный?
Залился трелью телефонный звонок, Марина открыла сумку. На экране мобильного высвечивалось: главред. О, боже-боже! С замирающим сердцем она прохрипела:
— Алло.
— Кнышева, в чем дело, хотелось бы мне знать? — проворчал он. — Почему от тебя ни слуху ни духу?
Оправдание нашлось само собой.
— Я снотворное выпила, чтоб успокоиться после вчерашнего. И вот, ни будильника не слышала, ничего.
— Восемь раз… Я звонил тебе восемь раз, это — девятый! И что с тобой делать? Премии лишать?
— Казнить нельзя, помиловать, — сказала она. — Лучше ограничимся устным выговором без занесения в личное дело.
— Так уж и быть, — сменил Тампоша гнев на милость. — Но в первый и последний раз и только за заслуги перед Родиной. Чтоб через полчаса была у меня в кабинете. Время пошло.
— Ах ты ж! — воскликнула Марина и тотчас вызвала такси.
До офиса было десять минут езды, если не вляпаться в пробку и если машина не задержится. Наспех приняв ледяной душ, Марина подняла с пола брюки, взяла блузку, прижала к лицу — она пахла духами Артура, содранной древесной корой.
Всю дорогу она думала не о грядущем нагоняе от Тампошки и не о материале, который обещала сдать в обед, а о забытой записке с номером телефона. С одной стороны, хорошо, что она его оставила, не будет соблазна позвонить Артуру слишком быстро, с другой — тягостно. Она закрыла глаза: удивительное дело, цифры, написанные помадой, прочно въелись в память, и Марина помнила номер Артура.
Достала свой телефон, подержала его в руке и спрятала: а вдруг неправильно запомнила, и сообщение придет какому-нибудь сантехнику Васе?
Издательство занимало половину шестого этажа новенького офисного здания.
У выхода Марина столкнулась с приятным блондином, на которого обязательно обратила бы внимание, если бы не познакомилась с Артуром.
Блондин буркнул извинение и зашагал к машинам. Марину что-то будто заставило обернуться, проводить его взглядом. Странное чувство, которое она не могла осмыслить. И вдруг блондин тоже обернулся, расправил плечи, просканировал Марину взглядом и рванул к ней:
— Стойте, пожалуйста, подождите! — Она остановилась, блондин взял под руку, заглянул в глаза так, будто пытался что-то там прочесть. Прочел и посмурнел. — Давайте отойдем, — сказал он уже без энтузиазма.
Что это с ним? Обознался?
— Вы кто и что вам нужно? — Она отступила на шаг.
— Ян Серганов, частный сыск, — представился он, вынул удостоверение и поднес к глазам.
Вроде нормальное удостоверение. Развелось сомнительных контор, как блох на собаке.
— Извините, я очень спешу. Вы по поводу Оливии?
— Нет, — он принялся рыться в борсетке, говоря: — Я очень прошу ответить честно, от этого зависит и ваша судьба. Вы видели этого человека?
С фотографии, прищурившись, на нее смотрел Артур.
Так, не пучить глаза, вести себя естественно. Откуда он знает, что они встречались? Или это он вчера ночью светил в лицо фонариком? Точно, вот гад!
— Его в чем-то обвиняют? — ответила Марина вопросом на вопрос.
— Так вы встречались, — кивнул блондин. — Это, конечно, вряд ли, но… Могу я рассчитывать на ваше сотрудничество?
— Нет. Извините, я спешу. — Марина начала спускаться по ступенькам, блондин увязался за ней.
— Это опасный человек, не советую вам с ним связываться.
— Слушайте, ну детсад, ей-богу. Вы даже обвинение ему не выдвинули, а меня стращаете. Не знаю я, где его искать, а знала бы, не сказала. Уж очень вы странно себя ведете.
Блондин вздохнул с искренним сожалением.
— Жаль. Видимо, я опоздал. — Он открыл рот, но хлебнул воздух, как вынутая из воды рыба, мотнул головой и протянул Марине визитку. — Возьмите, пожалуйста. Если вдруг… — Он снова смешно открыл рот. — В общем, позвоните.
— До свидания. — Марина бросила визитку в сумочку, дежурно улыбнулась и рванула в офисное здание.
Ввела код и ступила на зеленую ковровую дорожку. Миновала кабинет, где помимо нее работали гламурная Кристина и свой парень Танюха, постучала в желтую дверь Тампошки. Раздолбеж, конечно, неприятен, но далеко не смертелен.
Ощущая нездоровый, горячечный азарт, Марина распахнула дверь. Тампошка восседал за дубовым столом, неодобрительно сверкал стеклами очков, стучал ручкой по столу.
— Здрасьте, — улыбнулась Марина, усаживаясь на стул напротив главреда. — Извините, но попытайтесь войти в мое положение. Вот представьте, вчера: дверь не закрыта, захожу я в квартиру, а там — труп. Потом оказалось, что Оливия жива, но все равно — стресс. Потом полиция полтора часа допрашивала — опять стресс. Так разволновалась, что уснуть не могла, позвонила маме, она у меня врач и посоветовала мягкое снотворное. — Марина пожала плечами. — А оно твердое. То есть жесткое.
Тампошка демонстративно посмотрел на часы:
— Ты в тридцать минут не уложилась…
— Зато мой материал рвет топы. Когда у нас такое было в последний раз?