Тело снова налилось теплом, шум ослабел, и она почувствовала, как медленно погружается в сон. Когда он наконец пришел, в нем не было сновидений.
Глава сороковая
Октавия проснулась рано, задолго до рассвета, лежала почти неподвижно в постели и поглядывала на часы каждые десять минут, дожидаясь, когда будет шесть, – время, в которое, по ее разумению, уже можно вставать и пить чай. На столе стоял поднос, на нем две большие чашки с блюдцами, вазочка с чайными и кофейными пакетиками, сахаром и печеньем. Там также был небольшой чайник, но заварной отсутствовал. Значит, чай надо заваривать прямо в чашке. Печенье хоть и было в пачке, но на вкус казалось несвежим, однако она заставила себя есть, не зная, когда еще подвернется такой случай. Эш сказал: «Не спускайся к завтраку, чтобы не привлекать к себе внимания. Впрочем, все равно будет еще рано. Поедим в пути».
Октавия понимала эту потребность покинуть Лондон, уехать от сочувствующих лиц, от любопытных глаз, от нескрываемой враждебности миссис Бакли. Все это было ясно. И все-таки странно, что Эш озабочен тем, чтобы их не видели во время путешествия вместе – даже боится, как бы ее не узнали в этой заштатной гостинице. Белокурый парик она повесила на спинку единственного стула, он выглядел нелепо. Ей была отвратительна даже мысль о нем. Но она пришла в гостиницу блондинкой и должна уйти ею же. А вот когда они доберутся до секретного места Эша, она снимет его и вновь станет собой.
К шести сорока пяти Октавия уже оделась и приготовилась уходить. Помня предостережения Эша, она осторожно кралась по лестнице, словно не заплатила за номер. Но все устроилось еще вчера. Беспокоиться не о чем, никто не смотрел на нее за исключением пожилого швейцара в длинном полосатом фартуке, который, шаркая ногами, шел по вестибюлю, когда она повесила ключ на доску.
– Я уже расплатилась и уезжаю, – сказала она, но швейцар не обратил на нее внимания и прошествовал через вращающуюся дверь в бар.
Закинув рюкзак на плечо, она со шлемом в руке свернула влево от главной улицы – туда, где Эш обещал ее ждать. Но там никого не было. Ей показалось, что у нее оборвалось сердце. Обманутая надежда горечью расплылась во рту. Но тут Октавия увидела его.
Из сумеречного утреннего тумана Эш медленно ехал к ней, вызывая прежнее волнение, уверенность, что все идет хорошо, а одинокая ночь больше не повторится, и они никогда не расстанутся. Подъехав, Эш притянул ее к себе и поцеловал в щеку. Ничего не говоря, она села на заднее сиденье.
– Как все прошло в гостинице? – спросил он. – Тебе было удобно?
Удивленная звучащим в его голосе участием она ответила:
– Все было хорошо.
– Не спрашивали, куда едешь?
– Нет, с чего бы? Да я и не смогла бы ответить. Я ведь и сама не знаю.
Эш повторно запустил двигатель. Перекрывая шум, он сказал:
– Скоро узнаешь. Теперь недалеко.
Они ехали по шоссе А12 в направлении моря. Занимался рассвет, его красно-розовое зарево было таким же цельным, как озаренная светом горная цепь на востоке, желтое сияние струилось по ее склонам и проливалось в расщелины. На дороге было мало машин, но Эш ехал, не превышая установленную скорость. Октавии же хотелось, чтобы он гнал быстрее, как бывало на холмистом Саут-Даунсе, когда ревел мотор, а ветер облеплял одежду на теле и хлестал по щекам. Но сегодня он был осторожен. Под светлеющим небом они проезжали спящие деревни, поселки, по одну сторону дороги рос низкий, обломанный ветром кустарник, по другую – простирались равнины Восточной Англии. Они повернули на юг и поехали через лес, где прямые тропы, проложенные между хвойными деревьями, вели в темно-зеленый мрак. Потом лес тоже кончился, и перед ними открылась пустошь, поросшая утесником и редкими березками с серебристой корой. Дорога стала еще уже, почти тропинка. Утренний свет разгорался, и Октавии показалось, что в воздухе распространился острый, соленый запах моря. Неожиданно она почувствовала голод. Раньше по дороге попадалось много ярко освещенных кафе, но Эш не останавливался – то ли не был голоден, то ли не хотел рисковать. Но, наверное, они скоро будут на месте. У них с собой куча еды. Можно будет устроить пикник.
Справа от них теперь шел лес. Эш ехал почти со скоростью пешехода, поглядывая то в одну, то в другую сторону, словно искал ориентир. Минут десять они ползли, как черепаха, а потом Эш увидел то, что искал. На одной стороне дороги рос куст остролиста, а на противоположной – на несколько метров вперед тянулась разбитая стена.
– Вот это место, – сказал Эш, слезая с мотоцикла. – Придется идти через лес.
Он прокатил мотоцикл под ветвями остролиста и – дальше, в лес. Здесь, должно быть, когда-то проходила тропа, подумала Октавия, но она давно заросла – теперь над ней нависли ветви, а снизу пробился кустарник. Иногда приходилось низко нагибаться, чтобы пролезть под ветками. Время от времени Эш заставлял ее пройти вперед и сдерживать пружинящие ветки, чтобы он мог протолкнуть мотоцикл сквозь заросли. Похоже, он знал, куда идти. Шли они молча. Она покорно выполняла его приказы и радовалась, что перчатки и кожаная одежда защищают ее от колючек и спутанных побегов ежевики. А потом неожиданно лес стал реже, а почва более песчаная. Несколько серебристых березок, и вот лес, словно чудом, закончился, а перед Октавией раскинулся зеленый океан из камыша; растения шелестели, шуршали, тихо покачивали слабыми верхушками и тянулись вдаль, насколько видел глаз. Они застыли на месте, тяжело дыша от напряжения, и смотрели на колышущееся зеленое пространство. Здесь поселилось само одиночество.
– Это оно? То самое место? – спросила она взволнованно.
– Не совсем. Вон туда нам надо попасть.
Эш протянул руку вдаль над камышовым болотом. Впереди, немного правее, метрах в двухстах Октавия заметила верхушки деревьев, еле различимые над камышами.
– Там стоит заброшенный дом. На маленьком островке. Никто туда не заглядывает. Он и есть наша цель.
Эш смотрел вперед, и Октавии казалось, что его лицо светится от счастья. Таким она его еще не видела. Он был похож на ребенка, который знает, что вот-вот получит долгожданный подарок. Сердце Октавии сжалось: когда он смотрит на нее, его лицо никогда не загорается такой радостью.
– А как мы туда попадем? – спросила она. – Или есть тропинка? И что будет с мотоциклом? – Она изо всех сил старалась, чтобы голос звучал бодро: нельзя портить момент попреками.
– Тропинка есть, но очень узкая. Придется вести мотоцикл перед собой.
Эш шагнул ближе к камышам и пошел вдоль болота, высматривая переправу. Потом вернулся со сло-вами:
– Есть. Садись назад. Какое-то расстояние можно проехать. Почва вроде твердая.
– Можно я сниму парик? Чертовски надоел, – спросила Октавия.
– Никаких проблем. – И он, почти сорвав с нее парик, отшвырнул его в сторону. Тот упал на ветку молодой елочки и повис там ярко-желтым пятном на темно-зеленом фоне. Эш повернулся к ней с улыбкой, лицо его преобразилось: – Осталась последняя часть пути. Мы почти на месте.
