– А что он натворил? – спросила Кейт.
– Попытался изнасиловать их четырнадцатилетнюю дочь.
– Его привлекали к суду?
– Нет. Отец девочки не хотел травмировать дочь, ведь ей пришлось бы выступить в суде. Изнасилования как такового не произошло, но ситуация была неприятная. Девочка пережила настоящий стресс. Естественно, Эшу пришлось уйти. Тогда мы поместили его в «Бэньярд-Корт».
– И там он познакомился с Майклом Коулом? – спросил Пирс.
– Вероятно. Не думаю, что они встречались раньше. Я позвоню бывшему директору школы. Он на пенсии, но, может быть, знает, где найти Коула. Тогда я свяжусь с ним и спрошу, могу ли дать его адрес.
Выходя, мистер Пендер остановился у дверей и повернулся к ним:
– Мать семейства, которая лучше других понимала Эша, зовут Мэри МакБейн. У нее пятеро детей разного возраста, и она с ними справляется. Всего достигает любовью и заботой. Но даже она не выдержала. Он воровал у нее. Начал таскать небольшие суммы из хозяйственных денег. Потом делал это постоянно. Стал плохо обращаться с другими детьми. Когда его забрали, она сказала одну умную вещь: Эш не переносит, когда с ним сближаются – как только к нему начинают проявлять участие, он чувствует потребность совершить что-нибудь непростительное. Я считаю, что он старается отвергнуть любовь первым, боясь, как бы раньше не отвергли его самого. Если с ним кто-то мог поладить, то только Мэри МакБейн.
Дверь за ним закрылась. Время текло медленно. Кейт встала и начала ходить по комнате.
– Он что, звонит главному юрисконсульту графства, чтобы узнать, прав ли он? – раздраженно произнесла она.
– Ничего удивительного. Жуткая у него работа. Не взялся бы за нее даже за миллион. Никакой благодарности, если все идет хорошо, и хорошая головомойка, если что-то пошло не так.
– Что обычно и бывает, – съязвила Кейт. – Не пытайся вызвать у меня сочувствие к работникам социальных служб. Слишком много я их повидала. У меня против них стойкое предубеждение. Однако где, черт возьми, Пендер? Чтобы напечатать дюжину фамилий достаточно десяти минут.
Мистер Пендер вернулся через четверть часа и сказал извиняющимся голосом:
– Простите, что так долго – пытался выяснить, есть ли у нас адрес Майкла Коула. Боюсь, что ничем не смогу вам помочь. Прошло несколько лет, и, уйдя из «Бэньярд-Корт», он не оставил адреса. Впрочем, и причин не было. Он сам ушел – его не увольняли. Как я уже сказал, приют закрыли, но я дам вам адрес последнего директора. Может быть, он сможет помочь.
Уже в машине Кейт сказала:
– Половину этих имен надо продиктовать поисковой группе Суффолка. Займемся лучше директором. У меня чувство, что только Коул может нам помочь.
Вторая половина дня, утро и день следующих суток ничего не принесли. Они ездили от одной приемной семьи к другой, повторяя гибельный путь Эша и постепенно утрачивая надежду. Некоторые в меру сил старались помочь, другие, услышав имя Эша, не скрывали, что не хотели бы иметь с полицейскими дела. Были и такие, что успели за это время переехать, и отыскать их не было возможности.
Школьный учитель был на работе, но его жена оказалась дома. Она отказалась беседовать об Эше, сказала только, что он пытался изнасиловать их дочь Анжелу, и его имя никогда не упоминается в их доме. Она будет благодарна, если полицейские не придут к ним вечером. К этому времени Анжела вернется домой, и произнесенное вслух имя Эша может пробудить в ней ужасные воспоминания. Она понятия не имеет, где сейчас Эш. Семья выезжала на экскурсии, но места, которые они посещали, представляют исключительно образовательный интерес. Ни в одном из них нельзя найти укрытие. Больше она ничего не может сказать.
Предоставленный им адрес бывшего директора «Бэньярд-Корт» привел их на окраину Ипсуича. Полицейские позвонили в дверь, но им никто не ответил. В течение дня они предпринимали еще несколько попыток, но только в шесть часов вечера им повезло. Вдова учителя вернулась из поездки в Лондон. Женщина средних лет с усталым, нервным лицом сказала, что муж умер от инфаркта два года назад, пригласила войти в квартиру – первая, кто это сделал, – и предложила чай и пирог. Но на чай у молодых людей не было времени: они жаждали информации – не еды.
– Я тоже работала в «Бэньярд-Корт», но не социальным работником, а экономкой, – рассказала вдова. – Майкла Коула, конечно, знала. Хороший человек и прекрасно ладил с детьми. Я не слышала, чтобы в свой выходной день он куда-нибудь ездил с Эшем, но, если и ездил, ничего плохого там не было. Коли никогда не причинит вреда ребенку или юноше – никогда. Он привязался к Эшу.
– А все-таки куда они могли бы ездить?
– Представления не имею. Думаю, это место неподалеку от «Бэньярд-Корта», ведь они ездили на велосипедах, а Эш всегда возвращался до темноты.
– Вы не знаете, куда Майкл Коул уехал после того, как покинул «Бэньярд-Корт»?
– К сожалению, адреса дать не могу, но, кажется, он уехал к сестре. Ее фамилия вроде Пейдж – да, точно так. А работает она медсестрой. Если продолжает трудиться, можете найти ее через больницу – в том случае, если она еще живет в этих местах.
Шанс небольшой, но все-таки шанс. Они поблагодарили женщину и вышли. Было уже шесть тридцать вечера.
На этот раз им повезло. После неудач в трех больницах – в четвертой, небольшой геронтологической лечебнице, ответили, что миссис Пейдж у них работает, но в настоящий момент находится в недельном отпуске по уходу за ребенком. Ее адрес им с легкостью дали.
Глава сорок вторая
Миссис Пейдж жила в современном квартале в одном из двухквартирных блочных домов, рядом с Флэмс-даун-Виллидж. Такое вторжение окраинного строительства в пусть и не очень красивую, но не испорченную повальной урбанизацией сельскую местность повсеместное явление. При входе в квартал яркий свет фонарей освещал пустую детскую площадку с качелями, горкой и шведской стенкой. Здесь не было гаражей, но, видимо, у каждой семьи был автомобиль или трейлер, припаркованные сбоку на дороге или на бетонной площадке. Из-за опущенных штор лился свет, но никаких других признаков жизни не наблюдалось.
Звонок на дверях дома номер 11 издал музыкальную трель, и дверь почти сразу открылась. На фоне освещенного холла четко обозначилась фигура темнокожей женщины с ребенком у бедра. Не дожидаясь, пока Кейт или Пирс покажут удостоверения, она сказала:
– Я знаю, кто вы. Мне позвонили из больницы. Входите.
Она отступила в сторону, и они вошли в холл. На женщине были черные слаксы и серая безрукавка. Только теперь Кейт увидела, как она красива. Тонкая шея, горделивая головка с коротко подстриженными «ежиком» волосами. Прямой, утонченный нос, красиво изогнутые губы, большие, с припухшими веками глаза, в которых сейчас сквозила тревога.
Она ввела их в чистую, но не прибранную комнату, где на новой мебели остались следы маленьких липких ручонок и нанесенных в бурной игре царапин. В углу стоял детский манеж для малышки постарше, которая в настоящий момент тянулась к цветным шарикам, протянутым по верхней планке. Когда в комнату во-шли незнакомые люди, она шлепнулась на попку и, ухватившись за прутья, глядела на них огромными глазами, приветствуя широкой улыбкой. Кейт подошла ближе и протянула ей палец, который та ухватила неожиданно сильно.
