– А если я нападу, ты… – Он хотел ударить меня в лицо, но я поймал и выхватил трость.
– Отберу ее.
Моя скромная улыбка быстро погасла: сержант по-прежнему держал рукоятку, а в ней был пистолет.
– И тем самым оставишь меня при оружии. – Кейн прицелился мне в голову. – Бах, бах. Ты убит.
– Пистолет действует?
Я вернул ему трость.
– Тут все действует. – Он аккуратно прикрепил рукоять к палке. – В том-то и дело.
В комнату вошел Мэллори.
– Нашли что-нибудь подходящее, сэр? – поинтересовался Кейн.
Инспектор покачал головой.
– Может, здесь повезет, – утешил его смотритель.
Коллекция и в самом деле внушала надежду. В Черном музее хранятся все мыслимые и немыслимые орудия убийства. Здесь больше века собирали яды, огнестрельное оружие, взрывчатку. И каждый экспонат побывал в деле.
На тумбе передо мной лежал нож братьев Крэй. В следующей комнате был гранатомет Ирландской республиканской армии. Увидев кастрюлю, я поначалу решил, что Кейн поставил тут небольшую кухню. Оказалось, в этой посудине серийный убийца Дэннис Нильсен варил мясо жертв, чтобы отделить его от костей и смыть в канализацию. А еще здесь хранилось больше ножей, чем я видел в подвале Центрального управления.
Черный музей занимал несколько просторных и чистых комнат. Всюду были витрины с экспонатами. Полки с посмертными масками убийц. Обыкновенных, ничем не примечательных людей, что стреляли, травили, резали, расчленяли, варили и ели ближних. Ничтожных червяков, по чьей вине обрывались бесчисленные жизни. Одичавших подонков, что воздвигли гору из человеческих страданий.
Да, я уже это видел, но сейчас чувствовал себя по-другому. Теперь я пришел сюда не с однокашниками. Не мог отойти за спины других, посмеяться, чтобы снять напряжение. Сегодняшний визит отличался от школьной экскурсии. Черный музей явил мне весь свой ужас, полное собрание людской жестокости, и я не выдержал.
А может, причина крылась в другом. В тот раз я был самоуверенным холостяком, не понимавшим, что такое потеря. А теперь я это узнал.
Так или иначе, я вспотел и вдруг согнулся пополам над корзиной для бумаг. Меня вырвало, как раз когда в комнату вошли Мэллори и Кейн, но если они и заметили мое состояние, то не подали виду.
– Нож могли сделать и на заказ, – заметил сержант. – Специально, чтобы резать глотки.
Биг-Бен за окном пробил шесть раз. Миссис Мерфи, наверное, уже забрала из школы Скаут и теперь готовит ужин, а моя дочка и пес носятся друг за другом по просторной квартире.
Я разогнулся, смущенно глядя на противную желтоватую массу в корзине. Мэллори легонько похлопал меня по плечу.
Стыдно было даже взглянуть на него.
– Хотите чаю? – спросил старший инспектор.
Мэллори повез меня к себе домой.
Жил он в районе Пимлико, на тихой улочке, вдоль которой тянулся сплошной ряд домов. Когда инспектор остановил машину, на порог вышла миссис Мэллори, высокая седая женщина с веселыми искорками в глазах. На ногах у нее были тапочки. Вместе с хозяйкой выбежал маленький белый пес, вестхайленд-терьер. Пока супруги общались в лаконичной манере людей, которые долго прожили вместе, он стоял между ними.
У мужа и жены был одинаковый акцент, они вполне могли родиться на одной улице.
– На сегодня, значит, все? – спросила она, сложив на груди руки.
– Не совсем, курочка, – ответил он, чмокнув ее в щеку.
– Еще поедешь.
– Сначала перышки почищу.
– Есть будете?
– Неплохо бы чаю.
– Кто это с тобой?
– Новенький. Детектив Вулф.
– Привет, цыпленок. – Она широко улыбнулась. – Входите.
Миссис Мэллори принесла чай. В желудок попали сахар и кофеин, и я почувствовал себя намного лучше. Мэллори быстро допил свою чашку, сунул в рот имбирное печенье и вышел.
– Пять минут, – сказал он.
Терьер последовал за хозяином, довольно пыхтя.
Мэллори жили в чистой двухэтажной квартирке. На камине и книжных полках стояли рамки с поблекшими фотографиями – свидетельство прошедших дней, проведенных под солнцем какой-то тропической страны. Все это было пятнадцать, двадцать, двадцать пять лет тому назад. Вот молодые люди поднимают бокалы, сидя за столиком, и застенчиво улыбаются. Вот смеется тридцатилетний Мэллори – облысел он уже тогда – в черной фуражке, шортах и рубашке с коротким рукавом, а слева и справа от него стоят два веселых азиата, одетые в такую же форму. Снова муж и жена, и снова улыбки, а далеко внизу – гавань и прибрежный город.
– Это Гонконг, – сказала миссис Мэллори. – Мой муж пятнадцать лет работал там в Королевской полиции. Наверное, он вам рассказывал.
– Нет, мэм.
Она засмеялась:
– Зовите меня Маргарет.
– Инспектор Мэллори ничего не говорил, мэм. Маргарет.
– Мы вернулись в девяносто седьмом. После того как Гонконг перешел к Китаю и полицию перестали называть Королевской. Британцы отправились домой. И мы тоже. Непростое было время. Хочется назад, хотя, конечно, того Гонконга больше нет.
На фотографиях запечатлелись две жизни, но я не видел детей.
– У вас есть семья? – спросила миссис Мэллори.
– Дочка. Родители давно умерли, сестер и братьев нет. – Пауза. – Жену я потерял.
Она ждала, что я продолжу, но я молчал.
– Понимаю, – сказала женщина.
– Мою дочь зовут Скаут, ей пять лет. – Я помешал чай. – Так и живем одни.
Миссис Мэллори кивнула.
– Значит, семья у вас есть, – сказала она и завоевала меня навеки.
* * *
Мы пересекли реку, когда солнце уже начало садиться. Туристы, стоявшие на Вестминстерском мосту, фотографировали великолепные виды – дворец, Биг-Бен и аббатство в закатных лучах, – а лондонцы спешили по домам, даже не замечая всей этой красоты.
– Вот вы и познакомились с моей женой, – сказал старший инспектор. – Сверните на Ламбет-роуд.
– Хорошо, сэр.
Мы ехали на юг, пока в сумерках не прогремели выстрелы двух огромных пушек, стоявших перед зданием с британским флагом на куполе.
– Мы в Имперский военный музей? – спросил я.
– А вы слышали, что там когда-то располагалась Вифлеемская королевская больница? Бедлам. Приют для умалишенных. Можете припарковаться с другой стороны, на Сент-Джордж-роуд. Парадный вход нам не нужен.
Когда мы шли через сад, в дверях появился охранник. Он подозрительно смотрел на нас до тех пор, пока его не окликнул женский голос:
– Все в порядке, Чарли. Это ко мне.
