Ты бушуй, и бушуй, и бушуй,
О капризное, вздорное море!
О пощаде тебя не прошу –
Мы с тобою связались на горе.
Хорошо малышу рыбака
Возле моря резвиться на суше!
Как на тверди земной жизнь сладка!
Там морская болезнь нас не душит.
А ужасный корабль все плывет,
Нет от качки на миг передышки,
И тоскует мой бедный живот,
И совсем мои плохи делишки.
Ты бушуй, и бушуй, и бушуй!
Потешайся над пленными вволю;
Я молитвы земле возношу,
Проклинаю тебя, свою долю
[32]
.
Смех очень помогает восстановить силы после морской болезни, и письмо так взбодрило Кейти, что она ухитрилась влезть в свой халат и шлепанцы и пройти через коридор в каюту миссис Эш. Эми наконец-то уснула, будить ее не стоило, так что беседовали шепотом. Миссис Эш была еще далеко не в таком состоянии, чтобы пожелать хлеба и чаю; она чувствовала себя довольно скверно.
– Эми доставила мне столько неприятностей, – сказала она. – Вчера весь день, когда ее не тошнило, она злилась и ругала меня из своей верхней койки, а мне было так плохо, что я не могла ни слова сказать в ответ. Я еще никогда не видела, чтобы она так капризничала!.. Может, наверное, показаться, что я была очень невнимательна к вам, бедная моя девочка, – не прийти поухаживать за вами! Но я, право же, даже головы не могла поднять!
– Я тоже, и чувствовала себя столь же виноватой из-за того, что не могу позаботиться о вас, – сказала Кейти. – Ну, надеюсь, для всех нас худшее позади. Судно качает теперь далеко не так сильно, как прежде, и стюардша говорит, что мы почувствуем себя гораздо, лучше, как только выберемся на палубу. Сейчас она придет, чтобы помочь мне подняться наверх. А когда проснется Эми, пожалуйста, разрешите одеть ее и тоже вывести наверх; я пригляжу там за ней, пока наша стюардша, миссис Баррет, позаботится здесь о вас.
– Не думаю, что я смогу одеться, – вздохнула бедная миссис Эш. – Наверное, я так и пролежу здесь все время, пока мы не доберемся до Ливерпуля.
– О нет, мэм, конечно же нет, – вмешалась миссис Баррет, которая с чашкой овсянки в руке появилась в этот момент в дверях. – Я никогда не позволяю своим пассажиркам лежать в койках даже минутой дольше, чем это необходимо. Я всегда стараюсь как можно скорее вывести их на палубу, на свежий воздух. Это лучшее из всех лекарств, мэм, – свежий воздух, самое лучшее.
Стюардши всемогущи на борту корабля, а миссис Баррет была так уверена в себе и обладала таким даром убеждения, что противиться ей было совершенно невозможно. Она надела на Кейти платье, пальто и шляпу и усадила на стул на палубе, закутав ей ноги большим пледом, – все это при ничтожных усилиях со стороны самой Кейти, – а затем снова нырнула в коридор, куда выходили двери кают. Не прошло и часа, как она появилась в сопровождении высокого, крепкого стюарда, который нес на руках бледную, несчастную Эми так легко, словно котенка. Увидев Кейти, девочка вскрикнула от радости и со вздохом облегчения и удовлетворения уютно устроилась у нее на коленях под теплым пледом.
– Я боялась, что никогда больше вас не увижу, – сказала она, обнимая Кейти. – Ах, это было отвратительно! Никогда не думала, что поехать в Европу означает пережить такие ужасы!
– Это лишь начало путешествия; вот когда через несколько дней мы переплывем океан, тогда узнаем, что на самом деле означает поехать в Европу. Но почему ты так вела себя, Эми? Плакала и ругала свою бедную маму, когда ей было так плохо. Я весь день слышала через коридор твои крики.
– Слышали? Тогда почему же вы не пришли ко мне?
– Я очень хотела прийти, но мне тоже было плохо, так плохо, что я не могла двигаться. Но почему же ты все-таки капризничала? Ты так и не сказала мне.
– Я не хотела капризничать, но просто не могла не плакать. Вы тоже заплакали бы и закричали – и Джонни тоже, – если бы вас засунули в отвратительную, тесную и душную койку, откуда вам никак не выбраться, и нечего поесть, и никто не принесет воды, когда хочется пить. А мама не откликалась, когда я звала ее.
– Она не могла ответить тебе: ей было слишком плохо, – объяснила Кейти. – Конечно, моя милочка, и тебе пришлось нелегко. Надеюсь, нам больше не придется переживать такие дни. Море теперь гораздо спокойнее.
– Мейбл такая бледненькая, ее тоже тошнило, – заметила Эми, озабоченно глядя на куклу, которую держала в руках. Но здесь ей не может быть уже.
– Ты думаешь, что платье Мейбл не станет уже? – спросила Кейти, умышленно делая вид, что не понимает.
– Так сказала та женщина – толстая, которая заставила меня подняться на палубу. Но я очень рада, что она это сделала. Здесь мне намного лучше; только я все время думаю о бедняжке Марии-Матильде, которая заперта в сундуке в том темном месте. Ей, наверное, тоже плохо, и нет никого, кто объяснил бы ей, что происходит.
– Говорят, что в трюме, ближе ко дну судна, качка ощущается гораздо меньше, – сказала Кейти. – Так что, возможно, Мария-Матильда совсем ее не заметила. Ах, какой аппетитный запах! Хорошо бы и нам принесли поесть.
К этому времени на палубе уже было немало других пассажиров, и Роберт, официант, расхаживал между ними с подносом в руке, принимая заказы к завтраку. Эми и Кейти вдруг почувствовали, что ужасно проголодались; и когда чуть позже миссис Эш с помощью стюардши тоже поднялась по лесенке на палубу, то была изумлена, обнаружив, что они с наипрекраснейшим аппетитом едят холодную говядину и жареный картофель. «Вы были подмастерьями и прошли период ученичества, – сказал им добродушный старый капитан, – и впредь на вас распространяются привилегии морской гильдии». Так и оказалось: после первых двух тяжелых дней никто из пассажиров уже не страдал от морской болезни во время этого плавания.
Выяснилось, что у Эми такой же большой аппетит на занимательные истории, как и на холодную говядину, и, чтобы утолить этот голод, Кейти начала что-то вроде океанской повести в ежедневных выпусках под названием «История Виолетты и Эммы», которую она намеревалась продолжать до прибытия парохода в Ливерпуль, но которая на самом деле не кончалась гораздо дольше. Кейти могла бы дать своей повести и другое, вполне подходящее, название – «Приключения двух маленьких девочек, у которых не было никаких приключений». Так как на протяжении всего этого затянувшегося повествования ни с Эммой, ни с Виолеттой не происходило ничего необыкновенного, Эми тем не менее нашла их совершенно очаровательными девочками и не уставала слушать о том, как они ходили в школу и возвращались домой, как попадали по легкомыслию в неприятные ситуации и выходили из них, как принимали хорошие решения и не следовали им, и о рождественских подарках и угощении в дни рождения, и о том, что они обе говорили и что чувствовали. Первая часть этого не слишком захватывающего романа появилась в тот день на палубе, а потом Эми ежедневно требовала новой главы, и эта история стала главной составляющей ее развлечений во время путешествия.
