– Что за дела! – пробормотал сержант Кароян. – Вверху ад, внизу ад, так, глядишь, и на небесах ад настанет…
– Верно! – согласился Радуга. – В большом дерьме сапиенсы.
– Спорить не буду…
– Эй, парни, живы или как? – Дракон шел к ним, равнодушно переступая через трупы. – О чем думаем?
Радуга кивнул на кофр с адской хлопушкой.
– О том, что будет, когда это рванет! И в самом деле, будет местной фауне ад и Содом в одном флаконе! – попробовал он пошутить.
– Не напоминай! – протянула ведунья. – И без того трясет…
Кароян ухмыльнулся:
– А уж как их затрясет! Только бы дойти, и спалим мы это гнездо с гарантией. Только б вернуться, а то я же Инге обещал…
– А дойдем? – тихо и серьезно спросил Радуга.
– Должны, – сурово бросил Тупиков.
А Кароян добавил:
– Это ж ведь последний наш бой, больше уж не будет, наверное, морской пехоты Балтфлота…
Между тем бойцы приходили в себя, техники раскидывали датчики, соединяли приборы в сеть.
– Напряженность биополя?
– Стандартная!
– Аномальная активность?
– Оранжевая. Или шестьдесят три балла по Громову.
– Так… Сколько у нас времени?
– Если верить показаниям приборов, около трех часов.
– А что скажут ведьмаки и колдунья? – Тупиков уставился на Наташу.
Та промолчала, но третий, последний экстрасенс ударного отряда – немолодой «леший» Кукан пробурчал:
– Два часа гарантирую!
– А дальше?
– Как повезет… – И добавил, ни к кому не обращаясь: – Дерьмо!!
К ним подбежал один из техников.
– Скажите, Наталь Степановн…
– Стефановна! – хрипло, почти по-мужски рявкнула она.
– Ой, простите, скажите, а там вон, в том проходе, ничего нет?
– А что там?
Поглядев, Радуга убедился, что в проходе ничего и никого не имеется.
– Там… черт какой-то…
Наталья и Кукан переглянулись.
– Лучше черт, могла бы матушка родная явиться, – произнесла Наталья. – Горло тебе перерезать, и ты б умер от того, что привиделось. Ну, ладно, съешь таблетку…
– А я думал… тот… – Здоровенный парень, кровь с молоком, казалось, сейчас заплачет. – Думал, вы его прогоните… сама.
– Знаешь, эти черти – они у каждого свои…
Но вот все пришло в движение. Получили приказ подниматься и проверить боеготовность. Предстоял последний бросок. Прапорщик Марочкин вертелся волчком, чтобы побыстрее раздать боеприпасы вместо расстрелянных. Техники хлопочут, настраивая детекторы. Ждали только приказа.
И приказ поступил. Явившийся красный от ярости Тупиков коротко скомандовал:
– Сворачиваемся и уходим. До станции, там поднимаемся наверх. За нами уже послана колонна…
– То есть как? – загалдели бойцы.
– Отставить! – рявкнул майор. Было видно, что он зол и растерян не меньше их. – Сюда движутся новые силы мутантов и обращенных. Штаб решил в связи с большими потерями и риском утраты спецсредства свернуть операцию. Лично Потапов приказал…
– Да как же это! Вот же едрить-колотить! – загалдела толпа.
– Отставить! – опять гаркнул майор. – Приказы не обсуждаются.
И они собрались и двинулись дальше, неся на плечах тела товарищей и раненых.
И все…
* * *
…Радуга очнулся от муторного забытья, возвращаясь в реальность.
Над Невой стелился сырой туман – где-то «адский огонек» или «термичка» вскипятили воду, и сейчас пар оседает.
Потянулся, хрустя суставами, встал и осмотрелся.
Они приближались к Петровскому острову. Справа тянулись пустынные набережные. Слева – кварталы острова. А прямо на фарватере торчал роскошный лайнер – осевший и накренившийся. Как белый дворец, он возвышался над водой, видимый далеко. Надпись на корме гласила «Федор Бондарчук». Четыре палубы, солярии, танцполы, два бассейна, три ресторана и многое другое. Цены, что называется, «не для быдла».
В первые дни ментам Дунаева пришлось дать в морду местному менеджеру и секьюрити, которые попробовали вякнуть насчет частной собственности. Только что за борт не выкинули. Да только вот уже во втором рейсе напоролся набитый беженцами под завязку лайнер на «воронку» и сел на дно аж по нижнюю палубу. Команда и десяток волонтеров вспыхнувшую панику сдержать не смогли, люди стадом ломанулись за борт, пытаясь доплыть до берега.
Сколько тогда захлебнулось в трюмах, сколько сварилось в вскипевшей от жара аномалии воде или было сожрано уже на берегу раттисами и псанами, бог весть. Подошедшие спасатели сняли с корабля лишь две сотни насмерть перепуганных людей.
Но тут хоть кто-то спасся, а «Виктор Конецкий» в один момент был размолот в металлическую крошку «белым смерчем», унеся с собой в небытие пять тысяч душ, из которых три тысячи детских. А вот «Авроре» повезло – военморы по своей инициативе оперативно подогнали буксирчик и уволокли легендарный крейсер к себе в Кронштадт, посадив на него жителей ближайших домов. Так он и стоит там, обвешанный барахлом спасенных, ставший огромным общежитием…
Тут на Петровском что-то гулко ухнуло. Раз, другой, потом удары посыпались, как барабанная дробь. За домами полыхнуло зловещее фиолетовое зарево. Подул нарастающий порывистый ветер, принеся запах паленого камня и озона.
Высунувшийся из рубки бородатый матрос размашисто перекрестился и опять нырнул внутрь катера.
Дальше пейзаж изменился. На набережных шла какая-то жизнь, пару раз проехали автобусы с забранными наскоро приваренной арматурой окнами – от мутантов. Петербург отчаянно не хотел умирать. Все те города, куда приходил «харм», погибали сразу и безоговорочно. Но вот его родной город упорно сопротивлялся, словно дух тех, кто защищал его восемь десятков лет назад в самой страшной войне, известной истории, каким-то образом давал его жителям силы не смириться с неизбежным.
Люди сбивались в небольшие коммуны, общины, селились в хорошо укрепленных, безопасных от мутантов зданиях. Слышал Радуга, что кое-где в Питере люди живут в своих квартирах, как прежде. Слабоумие и отвага. Кто жил сбором артефактов, кто мелкой мародеркой, кто просто проедал старые запасы…
Вот и цель – толпа людей за гранитным парапетом, подающая знаки.
На малых оборотах «Бродяга» подошел к спускающейся к воде гранитной лестнице.
Радуга скосил глаза. На кормовую палубу вышел Гиви с приложенным к плечу «Шмелем». Необходимая осторожность. Еще он знал, что в кокпите засел Квадрат с «гауссом».
