Подплыв ближе, лодка начала по-автомобильному сигналить, а над ветровым стеклом в приветственном жесте мелькнула рука.
– Колян! Колян! – закричал Толибася, от нетерпения подпрыгивая на месте.
– Й-й-йо-ха! – подражая вождю апачей заорал Цопиков, выпрыгивая на берег. – Получилось!
– Ты что, у отца лодку взял? – недоверчиво спросил Илья.
– Без спросу, наверное? – предположила Вера.
– Ага, её возьмёшь без спросу. Там такие противоугонки, что ломом не перешибёшь! – со знанием дела сказал Толибася.
Жека не сказал ничего: он молча любовался лодкой. И тут было на что посмотреть! Над водой, вздымая бока, высился могучий речной конь, причём не пластмассовый, а железный. Конечно, многие сейчас рассекают волны новомодными пластиковыми катерами, которые стоят столько денег, что писать противно. Но всё это просто дорогие игрушки, ведь серьёзные люди не построят пластмассовый крейсер или пластмассовую подводную лодку.
* * *
Отец Кольки, дядя Митя, был человеком серьёзным. Он работал в рыбинспекции и всё рабочее время проводил на воде. Но этого ему было мало. В выходные он тоже шёл на реку, где на лодочной станции его ждал любимый боевой катер с гордым именем «Прогресс-4». Лет десять назад, когда моторки стали выходить из моды из-за дороговизны бензина, он купил на городской водной станции по очень сходной цене раскуроченный донельзя катер, привёз в Башмачку и загнал в сарай, который временно был превращён в верфь.
Следующие пять лет дядя Митя в одиночку пилил, сверлил, строгал и клеил. Материал на восстановление шёл подножный. То есть тот, что валялся под ногами. Особенно ценной была свалка возле бывшей машинно-тракторной станции, где при желании можно было найти даже обломки космических кораблей.
На шестой год отцу стал помогать восьмилетний Колька. Толку, правда от него было мало, но работалось веселее.
– Ну что, скоро вы там? – спрашивала мать, когда её мужики ломали хлеб плохо отмытыми от ржавчины и краски руками.
– Скоро! – отвечал Колька с набитым ртом. – Через месяц ко́кпит закончим и на воду спускать будем.
– Чего закончите?
– Каюту, – чтоб не вдаваться в подробности объяснял отец.
Касаемо лодки, это было самым понятным словом за последние шесть лет. Обычно отец изъяснялся туманнее, типа: скула форштевня, угол килеватости днища и высота борта на миделе. Но Колька всё равно понимал, что речь идёт о перекладинах по контурам носового заострения и днища, а также о самой широкой части судна…
* * *
И вот настал день когда двери сарая распахнулись, и во двор на специально прикреплённых колёсах выкатилась лодка. На свету она ожила, заиграв свежими красками бортов, никелем уток-уключин, полировкой деревянных деталей откидной кабины и солнечными зайчиками ветрового стекла. Это было зрелище, достойное зрителей!
И они не преминули явиться. На подходе к берегу за лодкой уже шла внушительная толпа, куда затесались две собаки и одна коза, которую вела на пастбище баба Дуся, но не довела, увлечённая общим потоком.
Когда дядя Митя, благополучно скинув катер в реку, навесил на срез кормы (по-матросски на транец) сразу два мотора «Вихрь», страсти ещё более накалились. Чтобы остудить их, капитан дал полный газ и, окатив зевак холодными струями, рванул волне навстречу…
* * *
Надо ли говорить о том, как дядя Митя любил свой катер! Но своего сына он любил ещё больше и, когда тот рассказал, для чего ему нужен «Прогресс», да ещё пообещал подтянуть математику, решительно уступил уговорам.
– Ладно, только аккуратно, как я тебя учил.
С этими словами он дал сыну ключ зажигания… и вот лодка уже стоит на берегу, ожидая пассажиров.
– Помнишь, я обещал тебе сплавать на подсолнечное поле? – спросил Цопиков Илью. – Вот сейчас и поплывём.
Эти простые слова Ножкина просто ошарашили. Оказывается, Колька три года помнил своё обещание. Вот что значит настоящий друг! Илья не нашёлся что ответить и просто сказал:
– Спасибо!
– Тогда поехали. Главное успеть до восхода.
Внутри катер оказался достаточно просторным, чтобы поместились все, даже инвалидная коляска, которую сложили и поставили за задним сиденьем. Взревели моторы, и противоположный берег начал стремительно приближаться. Крышу кабины не раскладывали, поэтому Илья смог опустить руку в воду. Серебристый поток был упруг. Он бил в ладонь, вздымая тёплые брызги, которые летели в лицо и скатывались, как сладкие слёзы.
– Вера! Вера! – перекрикивая шум моторов, звал Илья. – Здорово как! Правда?
– Правда! – смеялась Вера и подставляла щёки серебряным брызгам.
* * *
Когда они приехали, поле ещё дремало. Подсолнухи стояли, опустив головы вниз, словно что-то потеряли. Но что могли потерять эти прекрасные цветы, если, кроме неба над головой и земли под ногами у них ничего не было?
Ребята закатили коляску Ильи на наблюдательный пункт – земляной горб метра два высотой.
– Он ещё с войны остался, – объяснил Жека. – Мне дед рассказывал, что тут был немецкий командный пункт. А теперь мы с него восход смотрим…
– Коль, расскажи Илье и Вере про подсолнухи, как в прошлый раз, – шёпотом попросил Толибася, чтобы не тревожить сонное поле.
Два раза просить Цопикова не приходилось: про любую живность он мог говорить часами.
– Этот цветок, ну, в смысле, его семена, привезли в Европу из Мексики испанские моряки, – начал рассказывать Колька, вернее, пересказывать недавно прочитанную статью из детской энциклопедии. – Потом долго в ботаническом саду Мадрида было не протолкнуться: все хотели взглянуть на чудо-цветок, который умеет следить за солнцем.
– Гелиотроп, – вдруг сказала Вера.
– Чего-чего? – не понял Толибася.
– Растения, которые умеют поворачиваться за солнцем, по-латыни называются гелиотропами, – объяснила Вера и словно в оправдание добавила: – Я недавно про них заметку в календаре читала.
– Всё правильно, – поддержал Цопиков. – «Гелиос» по-латыни «Солнце», а «троп» – «поворот». Но идём дальше… Все хотели посадить подсолнух перед домом или в горшке на подоконнике. Только не все могли, потому что стоил он тогда, как сейчас «Мерседес».
– Врёшь! – не выдержал Жека.
– В прошлый раз ты такого не говорил, – поддержал Жеку Толибася.
– Ну, чуть-чуть соврал, – невозмутимо признался Цопиков. – Не мог он стоить, как «Мерседес». Он стоил намного дороже, потому что поначалу купить его могли только два человека – испанский король и его папа.
– Ясно, – сказала Вера, – но я не понимаю, как такая громадина может поместиться на подоконнике?
– Так ведь подсолнухи тогда были другими. Они были маленькими и на каждом стебле рос не один цветок, а несколько. Это уже потом, когда Пётр І припёр из Голландии мешок семечек, чтобы посадить их для красоты у кремлевской стены, наши умельцы научились выводить огородные сорта. У них семена были намного крупнее. Сначала их лузгали, а потом и масло давить додумались. Но самое смешное, что наш подсолнух через триста лет опять попал в Америку на радость американцам, которые стали выжимать из него большие деньги… Илья, смотри, всходит!
