– Только чтобы никому, ваше высокоблагородие!
– Само собой. Много лет с агентурой работаю, неписаные законы знаю.
– Есть такой человек на ярмарке по фамилии Солныченко. Держит трактир в первом участке, у гостиницы «Россия». Это главный голяшкинский бухгалтер, все его обороты ведет.
– Так-так… Спасибо! Дальше я уж сам…
Дружески простившись с ценным осведомителем, Лыков отправился в Макарьевскую часть. Там сидел и клевал носом пристав, коллежский асессор Воскресенский.
– Александр Николаевич, требуется справка.
– Чем смогу – помогу.
– Кто такой Солныченко?
– Хгм. А позвольте полюбопытствовать, Алексей Николаевич, чем вызван ваш к нему интерес?
– Говорят, он жулик.
– Тут все жулики.
– Ну, он связан с Голяшкиным, ведет его дела. Так это?
– Вам Прозоров, что ли, такое наболтал?
– Оболгали честного человека? – ответил вопросом на вопрос сыщик.
– Трактир Солныченко известный притон. Мы там иногда краденое находим.
– И все?
– И все.
Пристав был или не в курсе истинных дел трактирщика, или не хотел их раскрывать перед командировочным.
– Мне нужны все материалы, что есть у вас на этого человека.
– Сейчас распоряжусь.
Вскоре Лыкову принесли промысловое свидетельство Солныченко и два протокола изъятия краденого. За что тут ухватиться? Надо взять преступника с поличным. Так, чтобы он выдал «хозяина Кунавина». Но пристав Воскресенский не собирался помогать столичному гостю. Он вертелся рядом и только мешал. Алексей вызвал его на откровенный разговор.
– Как вы осведомлены, я дознаю убийство городового. По просьбе господина губернатора.
– А мы слышали, что там тупик и вы переключились на проститутку, – съязвил коллежский асессор.
– Полагаете, их дозволено убивать?
– Нет, но…
– Смерть Угодниковой может быть связана со смертью городового.
– А может и не быть! – радостно парировал пристав.
– Может. Но решать этот вопрос только мне. Как руководителю дознания. И я такую связь допускаю.
Воскресенский хмыкнул, но промолчал.
– Губернатор разрешил мне пользоваться его полномочиями согласно Положению об усиленной охране. В пределах этих полномочий я намерен арестовать трактирщика.
– Да за что, черт возьми?
– По подозрению.
– По какому? В чем вы его подозреваете? Вы, приезжий человек. Я тут пристав и не знаю его подноготную, а вы приехали и узнали?
На крики начальника к дверям его кабинета стали сходиться подчиненные. Подтянулись и просители. Сыщик закрыл дверь и спокойно ответил:
– Чем голосить, дайте мне лучше околоточного поумнее и пару городовых. Итоги обыска я в первую очередь предъявлю вам.
– А ежели ничего преступного не отыщите?
– Была бы шея, а хомут найдется. Хотите, поспорим на десять рублей, что у Солныченко нечисто?
– Хочу!
Коллежский асессор тотчас вызвал из приемной своего помощника отставного подполковника Чеховского. И попросил «разбить». Чеховский ударил по сомкнутым рукам, даже не поинтересовавшись предметом спора. Дальше дело пошло быстрей: Воскресенский очень хотел выиграть червонец, а еще более – утереть нос столичному франту.
Алексей телефонировал Прозорову и попросил прислать агента. Коллежский регистратор явился сам. Так и пошли в трактир: пристав, начальник сыскного отделения, Лыков, околоточный и трое городовых.
Трактир Солыченко находился на углу Первой Сибирской и Мурашкинской улиц. Городовые закрыли все входы и выходы и начали проверку документов. Сразу же начались находки. У парня с всклокоченной шевелюрой в кармане оказался нож. Еще двух замели за бесписьменность
[19]
. Но самое интересное ожидало сыщиков в кладовке. Там, за печной трубой, надворный советник ловко разыскал тайник. В нем сверху лежали глухие золотые часы фирмы «Тобиас» с надписью «Помни Киев. 1 июля 1895 года». Прозоров, как увидел их, сразу воскликнул:
– Попался! Это же Заусайлова часы. Мы их третью неделю ищем!
В тайнике оказалось еще много интересного. Например, талон к ассигновке на сумму в двести сорок рублей, похищенный из канцелярии выставочной администрации. Или купонный лист Второго внутреннего займа, украденный у бежецкого купца Израилова. Билет ратника на имя крестьянина Попова указывал на связь трактирщика и с ограблениями! Документ отобрали у несчастного мужика еще в начале июля, а самого сильно избили. Так сильно, что тот умер в больнице, не приходя в сознание. Одна эта улика уже сулила трактирщику большие неприятности.
Пристав был подавлен. Алексей добил его, протянув руку со словами:
– Деньги давайте!
Воскресенский долго рылся в портмоне, потом сказал:
– У меня нет при себе такой суммы.
– Зачем же спорили?
Сыщик не собирался щадить коллежского асессора. Нечего палки в колеса вставлять! И дело было не в жалком червонце. Очевидно, что пристав Макарьевской части плохо знал криминальную обстановку в ней. А ведь сам – бывший начальник сыскного отделения! Если дойдет до полицмейстера, стыда не оберешься. А до губернатора?
Солныченко отвезли в пустое, по случаю ярмарки, здание полицейского управления в кремле и посадили там в секретную камеру. Через час Лыков вызвал арестованного на допрос. Он по-хозяйски расположился в хорошо памятном ему кабинете полицмейстера. При Каргере Алексей бывал здесь через день. Вид на Волгу оставался таким же дивным, как и прежде. И вот опять сидит напротив него негодяй и не хочет говорить…
– Ну что? Будем признаваться или упорствовать?
– Мне каяться не в чем, – ответил трактирщик. – Разве вот в жадности. Приносит человек хорошую вещь и просит недорого. Иной раз не удержишься и купишь.
– А кто приносит?
– Паспортов они мне не показывают, а я и не спрашиваю.
– Воры носят?
– Кто ж их знает? Чем меньше вопросов, тем ниже цена.
– То есть вы признаетесь, что скупали заведомо краденое?
– Э, нет! Насчет заведомого я возражаю!
– Откуда же, по-вашему, брались эти вещи?
– Так народ у нас пьянь! За косушки, когда запой, душу отдадут. Не то что хорошую кле
[20]
за полцены.
