– Ну что, пойдем искать шкатулку, полную нефрита?
Никто не ответил. Тогда Тоби заметила:
– Я видела ее в мансарде, но не помню точно где. Может, стоит позвонить Лекси и спросить у нее?
Первой оправилась от потрясения Виктория:
– Я узнаю.
Она вышла на веранду и сообщила Калебу, что Кен нашел ключ.
– Я так и думал, – сказал тот. – Третий ряд справа, на полпути вниз, внутри красного лакированного ящика. Я разбил лампочки, когда танцевал с Аликс, так что возьмите с собой фонарь.
Виктория оторопело заморгала.
– Полагаю, ты говоришь о мансарде.
– Ну да. Когда найдете шкатулку, принесите ее сюда, чтобы я тоже мог увидеть.
Искать пришлось довольно долго, но все-таки они нашли шкатулку именно там, где, по словам Калеба, она и должна была находиться. У них возникли разногласия по поводу того, как понимать слова «на полпути вниз». К тому же красный лакированный ящик от времени стал почти черным.
– Откуда Калеб знал, где ее искать? – спросил Кен с выражением, близким к благоговению. – Ведь она была внутри другого ящика.
– Он действительно знает об этом острове все, – заметила Виктория, и на этот раз в ее словах не было и намека на бахвальство: ее интонация скорее выражала некий ужас от происходящего.
– Старая душа, новое тело, – пробормотала Джилли, и все с радостью переключили мысли с Тоби на нее. – Отнесем шкатулку вниз и попробуем открыть ключом?
Они встретились с Калебом на веранде, потом все вместе отправились в домик для гостей, где остановились Кен и Джилли. Там они поставили шкатулку на кухонный стол.
– Это место определенно изменилось. – Калеб огляделся по сторонам. – Когда-то мы держали здесь корову.
Никто не спросил, как понимать его слова. Это странное заявление ни у кого не вызвало вопросов – вероятно, сказалось выпитое вино и поздний час. Тоби протянула ключ Калебу:
– Я думаю, шкатулку должны открывать вы.
Ключ повернулся в замке на удивление легко, если учесть, что шкатулка простояла запертой больше двухсот лет. Калеб не стал открывать крышку, а протянул шкатулку Виктории:
– Этот подарок предназначался для тебя.
Виктория подняла крышку, и все увидели фигурки китайского гороскопа, искусно вырезанные из нефрита. Фигурки отличались друг от друга по цвету – от темно-зеленого до белого и даже лавандового.
– Я Кролик, – провозгласила Виктория, поднимая фигурку. – Вся в семье и творческих амбициях.
Все заговорили, обсуждая, в какой год кто родился, только Калеб молчал. Когда на него посмотрели вопросительно, он спросил:
– Какой знак был в тысяча семьсот семьдесят шестом году?
Возникло замешательство, потом Виктория воскликнула:
– Фейерверк!
Все засмеялись, и напряжение спало. Никто не сказал этого вслух, но у всех на уме был один вопрос: не совершала ли Тоби и в самом деле путешествия во времени? Не доказывает ли найденный ключ, что ее сны были реальностью?
Виктория, Кен и Джилли посмотрели на молодых людей, одетых по моде восемнадцатого века, – и представить, что оба перенеслись из прошлого, было вовсе не трудно.
Молчание нарушил Грейдон:
– В этом доме есть одна комната, где на меня накатило ощущение несчастья, даже трагедии. Дверь в эту комнату скрыта за стенными панелями.
Хоть они об этом и не говорили, но Тоби поняла, что он имел в виду. Все обратили взоры к Калебу, ожидая ответа, – никто, казалось, даже не сомневался, что он знает.
– Родильная комната? – спросил Калеб. – В те времена женщины рожали часто, и когда приходил срок, собирались вместе. Родильные комнаты существовали во многих домах. Действительно, эта комната видела много печали, но видела и радость. Там Валентина родила первого Джареда Монтгомери-Кингсли. Он был крупным здоровым мальчиком. – В голосе Калеба послышалась гордость.
– Потом он вырос и женился на маленькой Али, – добавила Виктория. – Тоби, поскольку моя новая книга основана на дневнике Валентины, я хотела бы с тобой позже об этом побеседовать. Я не знала, что Али была старше Джареда.
Никто не заметил, что Тоби и Грейдон молчат, слегка нахмурившись. Пока остальные увлеклись разговором о Валентине и ее жизни, Тоби повернулась к Грейдону:
– Ты не говорил, что видел ту комнату. Я не смогла войти внутрь. Я тоже чувствовала, что оттуда исходит глубокая печаль, даже скорбь: было даже такое ощущение, что я… то есть, я хотела сказать, Табби там умерла.
Грейдон взял ее руку и поцеловал: сообщать, что почувствовал в точности то же самое, он не собирался.
– Но ты слышала, что сказал доктор Хантли: у Табби не было детей, так что, вероятно, она умерла не в этой комнате.
Тоби поморщилась.
– Нет, она просто потеряла волю к жизни, потому что была очень несчастна. Бедная, бедная девочка. Если бы я знала, что с ней случится, когда была во сне, то попыталась бы ее спасти.
– Каким образом? Выдав замуж за Гаррета? – улыбнулся Грейдон.
– Чтобы потом он отправился в море со старшим братом и утонул? От этого в доме только стало бы одной вдовой больше. И, возможно, одним ребенком. И если бы Табби стала женой Гаррета, то не смогла бы работать в магазине Сайласа Осборна и обеспечивать остальных пропитанием и одеждой.
– Ты хочешь сказать, что Табби стоило выйти замуж за этого отвратительного коротышку? – рассердился Грейдон. – Это он ее убил тем, что не выполнил условия сделки и отказался их содержать.
– Настоящая проблема в том, что со стороны Табби было глупо показывать свое истинное к нему отношение. Может, будь она с ним добрее, ее жизнь могла была бы стать не такой уж плохой, а значит, и семьи.
– В жизни не слышал большей глупости! – возмутился Грейдон. – Гаррет позаботился бы о ней. Он Кингсли, у него были деньги! Никому бы не пришлось голодать.
– Не пришлось бы, но она умерла бы от разбитого сердца! – парировала Тоби.
– Что все равно и произошло! – все тем же гневным тоном возразил Грейдон.
Они вдруг осознали, что в комнате царит тишина. Тоби и Грейдон стояли друг против друга, почти касаясь лбами, и говорили громко и рассерженно, в то время как остальные в недоумении смотрели на них.
– Табби не следовало уступать матери, – напряженно проговорил Грейдон и повернулся к Калебу: – Я прав?
Из всех присутствующих одного Калеба ситуация, похоже, слегка забавляла.
– И да и нет. Да, Табби следовало сказать матери, куда той следует послать уродливого лавочника. И нет, ей не стоило выходить за Гаррета – такого, каким он был.
