Мужики подхватили свои сильно полегчавшие рюкзаки и поспешили за ним. В этот раз призванных для личного разговора людей было меньше, чем обычно, – семь человек вместе с Матвеем и Андреем. Но, как и прошлый раз все, стоявшие в сторонке избранные ни с кем не разговаривали, каждый погрузился в свою проблему и готовился к разговору со Старцем.
Никон тем временем пригласил всех помолиться вместе, Андрей даже глаза закрыл, повторяя за ним молитву, так его проняла сила и мощь духовного посыла Старца. Закончив молитву, Никон прочитал небольшую проповедь, перекрестил людей, дал кому-то из толпы наставления и проследовал к беседке.
Матвея с Андреем к Старцу Никону пригласили последними.
– Ну, здравствуй, Матвеюшка, вижу, друга привез, – поприветствовал его, как родного Никон.
Матвей поразился до глубины души, что Старец не просто его помнит, а помнит даже, как его зовут и так встречает! На несколько секунд выражение лица Старца Никона изменилось, став сосредоточенным, а взгляд внимательным, пронзительным, когда он смотрел на Андрея.
– Здравствуйте, отче Никон, – поклонился почтительно Матвей.
– Как друга-то зовут? – спросил Старец.
– Андреем, – представил его Батардин.
– Доброе имя, сильное. – И снова глянул Кремневу в глаза остро, видяще запредельное, недоступное иным, улыбнулся просветленно. – Ничего, Андрей, все у тебя сладится с божьей помощью. Вон, – он кивнул на Матвея, – через его чудо и тебе счастье идет, за тем и привели тебя сюда. – И, лукаво улыбнувшись, посмотрел на Батардина и спросил: – Ну, что, свалилось ли что тебе на голову, Матвеюшка?
– Да, отче Никон, – кивнул Матвей и полез в рюкзак, из которого с большим почтением вытащил специально сделанную деревянную коробку, в которой хранилась теперь Икона Николая Чудотворца, положил ее на столик перед Старцем, распечатал замки, открыл крышку и отступил назад. – Вот.
Несколько минут Никон молча смотрел Икону, не дотрагивался и в руки не брал – смотрел, и понять по его лицу, что он думает или чувствует, было невозможно.
– Игнат, – позвал он негромко, и в беседку тут же вошел монах.
– Да, Старец, – поклонился он Никону.
– Приведи отца Иннокентия и отца Спиридона, – распорядился Старец.
Монах, поклонившись еще раз, быстро удалился, а Никон обратился к Матвею:
– Ведома ли тебе истинная ценность этой иконы? – спросил он.
– Специалисты говорят, что писана она в шестнадцатом веке, предположительно, известным мастером. Но главное, что считается икона Чудотворной, какой силы – не знаю, но последняя ее владелица припоминала, что исцеляла она их семейство, когда к ней обращались за помощью.
– Все верно, – кивнул Никон. – Да только это не все. Икона сия Николая Чудотворца спасала от злодейства и злого умысла монастыри и храмы, где находилась, и хозяев, у которых была, а еще молились ей за спасение и заступничество за Русь Матушку и перед великими битвами на молитву выносили. Вот такая это Икона. Великий тебе поклон за то, что возвращаешь ее в лоно храма православного, русского, – и он поклонился, не вставая со стула.
– Не мне, – поправил старца Матвей. – Глафире Андреевне Поликарповой, последней владелице Иконы, прапраправнучке того, кому в дар вручили эту Икону. Это она передала ее в дар вашему монастырю. Все документы в коробке: и дарственная старинная предку ее, и дарственная от нее, и все экспертизы научные, и даже история Иконы, которую смогли проследить.
– Глафире Андреевне особая благодарность и поклон наш, – поклонился еще раз Никон.
– Призывали, отец Никон? – раздался за спиной у Матвей голос отца Иннокентия.
Батардин шагнул в сторону, пропуская вперед его и настоятеля монастыря, идущего следом.
– Звал, – кивнул Никон и произнес торжественно: – Великий день сегодня у нас, братья мои, – и показал рукой на Икону. – Посмотрите, что вернулось в лоно семьи нашей.
Святые отцы подошли ближе, склонились над Доской, и выражение их лиц начало меняться по мере осмысления того, что они видят.
– Николай Чудотворец Беломорский? – потрясенным шепотом спросил отец Иннокентий.
– Да, – подтвердил Никон.
– Но как, откуда? – воскликнул настоятель. – Он же пропал после революции безвозвратно!
– Чудо Божье, – ровно пояснил Никон и обратился к Матвею: – Ты, Матвеюшка, иди, встречай жену свою, сейчас она на катере приедет. А мы пока с отцами святыми обсудим чудо случившееся. Встретишь, и приходите сюда. Ждать буду.
Матвей поклонился, прихватил рюкзак и вышел из беседки, следом за уже отошедшим в сторонку и ждавшим его Андреем.
– Откуда он знает, что она приедет? – шепнул Андрей.
– Ну, ты спросил, – хмыкнул Матвей и, закинув рюкзак на плечо, повеселевшим тоном поинтересовался: – Ну, что, пойдем жену мою встречать?
– Это я точно не пропущу, – хохотнул Кремнев. – Очень уж интересно посмотреть на девушку, умудрившуюся так по-настоящему тебя зацепить.
– Это что, так заметно? – спросил Батардин, переставший улыбаться.
– Заметно, – хмыкнул Андрей.
Матвей увидел ее, медленно двигающейся в очереди, скопившейся на выход с катера, и что-то екнуло у него в груди, и сердце заспешило стучать и жить. Батардин шел против потока спешивших людей, выходящих с катера, умудрившись даже как-то ускориться, оставив Андрея далеко позади, и не отрываясь смотрел на нее. Не изменилась и выглядела классно, еще лучше, чем он помнил. И снова в длинной юбке, усмехнулся про себя Матвей, – девушка Майя верна своим вкусам, а волосы убраны в пучок, и все это покрыто и замотано красивым платком в тон юбке.
Что это она такое тащит на себе? Перекинутый через шею на плечо, наискось, на ней был надет какой-то тряпичный тюк, который она поддерживала с особой осторожностью одной рукой, вторую в этот момент протянула матросу, помогающему ей сойти на берег.
«Чем она так нагрузилась, интересно? – пристально присматривался Батардин, подходя все ближе. – Подарки какие-то, что ли, Никону привезла? Какой-то странный тряпичный куль, а держит его, словно оберегает».
Он уже подошел совсем близко, еще несколько шагов, и Матвей окажется у трапа, а Майя его все еще не увидела, сосредоточенная на том, чтобы осторожно передвигаться по широкой доске трапа.
И в этот момент из того странного тюка, что висел на ней и который она так бережно прижимала к себе, высунулась маленькая детская ручка…
И Батардин замер, словно напоролся на невидимую преграду, получив удар в солнечное сплетение, – дышать он перестал, а сердце замерло, забыв стучать…
И все вокруг него перестало существовать, превратившись в размытую картинку, реальной оставалась только женщина, поддерживающая сверток впереди себя, и эта детская ручка с сжатыми в маленький кулачок пальчиками, выхваченная из кисельной, размытой массы окружающего мира ярким прожектором его ошпаренного сознания.
