Работа в информационно-аналитическом управлении дала возможность увидеть многие вещи в ином свете. Приходилось читать документы политбюро, записи бесед высшего руководства с руководством соцстран, где разговор иногда шел начистоту. К нам приходил «Информационный бюллетень ЦК КПСС», где под непременным грифом «Секретно» публиковались материалы, проливавшие свет на истинное положение вещей в стране и в партии. Значительно расширился круг знакомств среди работников аппаратов ЦК, МИД, от которых также постоянно шла какая-то информация. Я не замыкался в чисто чиновничьей среде.
Я и сам, как уже писал, из семьи рабочего-железнодорожника, поддерживал и поддерживаю тесные связи с четырьмя сестрами, которые замужем за настоящими представителями пролетариата: муж одной – сталевар на заводе «Электросталь», второй – слесарь высшего разряда на машиностроительном заводе, третьей – связист на железной дороге, четвертой – мастер на телефонной станции в Москве. Каждый раз, когда я встречаюсь с ними, разговор заходит о жизни рабочих, настроениях, отношении к власти. Раз в год, в отпуск, я обязательно приезжаю в свое родное Алмазово. Там стараюсь вволю натрудить руки на покосе, заготовке дров, но одновременно и отдохнуть душой от кабинетной затхлости, и поговорить с родными местными мужиками. Один из них, мой одногодок, полный тезка по имени и фамилии, сидевший со мной за одной партой в первом и втором классах начальной школы, успел поработать и трактористом, и пастухом, а теперь стал пенсионером. Он многое может рассказать о сельских заботах, как и моя двоюродная сестра Манефа Иосифовна Шишкова, отдавшая всю жизнь тяжелому сельскому труду в колхозе, не изменившая ни разу своему предназначению – растить в поте лица своего хлеб наш насущный.
В отличие от зарубежных злопыхателей, в родном доме я слышал критические отзывы о нашей действительности от людей, которым было больно за нелады в своем Отечестве. Родные, друзья, товарищи по работе почти все одинаково страдали от лжи, разъедавшей общество, партию, от углублявшейся пропасти между словами и делами правившей партийно-государственной верхушки. Тяготение к критическому осмыслению реальности становилось всеобщим. Разговоры о наших внутренних бедах не были тайными, закулисными.
14 мая 1975 г. к нам в разведку приехал тогдашний директор Экономико-математического института Академии наук СССР академик Николай Прокопьевич Федоренко. Он пытался решить задачу автоматизации обработки всех экономических показателей по народному хозяйству страны, чтобы кардинально улучшить управление им. Академик нарисовал обобщенную картину положения в стране, что было важно для нас, разведчиков, проводивших все свое основное время в изучении зарубежных стран и их проблем. Вот как выглядело основное содержание его выступления по сохранившимся записям: «Хозяйство у нас большое, разлапистое. За все первое десятилетие советской власти (1918–1928 гг.) в капитальное строительство было вложено 1,5 млрд, рублей, а сейчас ежегодно вкладываются 80 млрд, в сопоставимых ценах. В стране 120 млн человек наемного труда, что соответствует 50 % населения. 300 тыс. предприятий промышленного и сельскохозяйственного производства трудятся над выполнением планов.
Признаком здоровой экономики является ее преимущественный рост за счет научно-технического прогресса. Если 2/3 всего прироста годового производства идут за этот счет, а 1/3 – за счет экстенсивного развития, тогда можно не беспокоиться за судьбу страны. У нас эти цифры стоят как раз в обратном порядке.
Мы обогнали США по общим объемам произведенных капиталовложений, а общее производство едва достигает 60 % их уровня. У нас посевных площадей в 1,8 раза больше, чем в США, но зерна не хватает постоянно в тревожно нарастающих объемах. Мы просим хлеба не краюшками, а миллионами тонн. Мы превзошли США по производству стали, цемента, угля, но эти товары остаются остродефицитными. Их странным образом не хватает.
Сметные и реальные стоимости строительства разнятся, как небо и земля, иногда даже в 2–3 раза. В США даже нет такого понятия, как «время, отведенное на освоение новой техники»: построенный завод сразу начинает давать продукцию в полную силу, а у нас освоение мощностей занимает четыре-пять лет. Ручной труд в СССР составляет 60 % в промышленности, 80 % – в сельском хозяйстве, 70 % – в торговле, 60 % – в строительстве, 50 % на транспорте. Откуда взять рабочие руки, если рождаемость падает из года в год?» А дальше в дневнике следует такая запись: «В общем, от его выступления то смех, то слезы пробирали аудиторию… Картинка получилась действительно “веселенькой”. Но самое грустное – это тупиковая философия, отсутствие путей выхода из углубляющейся стагнации. Красноречивый академик, саркастически обыгрывавший все данные о нашем горе-печали, как только перешел к теме “что делать?”, стал бубнить под нос что-то маловразумительное, иссиня-бледное. Кроме призывов к улучшению управления производством, мы ничего не поняли, а дело явно не только в совершенствовании административного аппарата».
Выступавшему было задано очень много вопросов. Разговор получился тяжелый, но честный. Слушатели вышли из зала взъерошенные, приговаривая: «Н-н-да! Ну и ну!» Я тоже был изрядно подавлен и угнетен: «Неужто мы уверенно проигрываем экономическое соревнование – главную форму утверждения социализма? Война “горячая” невозможна, а победы в мирном соперничестве не видно сквозь непроходимые джунгли наших социальных и экономических непорядков».
Вспоминаю об этом выступлении только потому, что оно состоялось пару месяцев спустя после эйфорического XXV съезда партии, когда было ой как далеко до тех времен, в кои можно стало говорить об этом безбоязненно. Да и сам разговор состоялся в разведке, руководство которой только-только принял В. А. Крючков.
Под Рождество 1975 года, когда хотелось подвести какой-то итог прожитому, я записал: «Родина, тяжело ступая, входит в новую пятилетку. Измученная хлебными недородами, отягощенная внешними обязательствами, с военным и гражданским чиновничеством, все более наглеющим в требовании наград, льгот, выгод и все менее склонным к самоотдаче в труде, с ослабевающим значением идеологии и возрастающим политическим “люфтом”, она еле-еле идет в будущее. А ведь мы когда-то пели: “Мы рождены, чтоб сказку сделать былью!” Во всей политике партии чувствуется “бесполетность” и “беспилотность”. На предстоящую пятилетку уже не поставлено никаких общественно-политических целей. Нет никаких социальных качественных задач. Речь идет только о качестве товаров, о людях забыто».
Люди! Люди! Все чаще стало думаться о том, кто мы теперь, какими мы стали почти 60 лет спустя после революции. Ведь теперь страна была населена гражданами, родившимися при советской власти и воспитанными ею. Никто из нас уже не знал частной собственности, которая могла бы быть источником дохода, мы знали только личное имущество, предназначенное для пользования в индивидуальных или семейных целях. Труд был единственным и привычным источником средств для жизни. Провозглашенные нормы морали и нравственности состояли из безупречного набора принципов, заимствованных из Библии, последующего опыта человечества и также ориентированных на уважение к обществу, государству. На морально-этическом и правовом уровне, казалось, преодолены все элементы дискриминации и неравноправия по отношению к людям иных национальностей. Накануне войны за употребление слова «жид» могли возбудить судебное преследование. Идеи национального и расового равенства, воплощенные в фильмах «Цирк», «Свинарка и пастух» и др., воспринимались нами без сомнений.
