— Да здесь безопаснее ночью без трусов ходить, чем днем без регистрации, — красноречиво показала Анжела напоследок.
— Ну так зарегистрируемся, — пожала плечами Люба, — в чем проблема?
— Да ты что! — со знанием дела бросили девочки-подростки, Катя и Юля. — За регистрацию фирме пять штук отдать нужно.
— Я вас никому не отдам, — возмутилась Люба.
— Долларов пять тысяч, — переглянувшись, пояснили девочки.
— Это если в обход закона, — твердо сказала Люба. — А мы зарегистрируемся по закону, в милиции. А когда по закону — то бесплатно.
— Как же! — усмехнулся Саша — «чеченец», бывший раньше «афганцем».
— А вот увидишь! — пообещала Люба. — Где ключ от двери?
— Ты что, какой ключ? — загомонили мужчины. — А ломать, так соседи услышат.
— Значит, через окно уходим, — скомандовала Люба.
— Лучше через балкон, — предложил Саша. — Вяжем простыни!
Люба выехала на балкон. Из окна комнаты падал тусклый свет, и казалось, что балкон — старая шаланда в черной летней воде. Утлая лодка, с которой надо спрыгнуть в теплую темень, чтобы спастись.
Люба сдернула куртку и, просунув под сиденье, затянула рукава на бедрах.
«Ты что надумала?» — зашумела коляска.
«Не бойся, колясочка», — дрожащим, но решительным голосом пробормотала Люба.
И, крепко взявшись за поручни, с подмогой Саши перекинула тело с коляской через ограду балкона.
— Кристина, хватайся за меня. Сползай, сползай по мне, не бойся! Вставай на нижний балкон.
Через мгновенье с балкона свесились связанные узами свободы простыни, тряпки, даже пиджак, и вниз, в темный двор посыпались инвалиды.
Бомж, свесивший голову на грудь, к надписи «Питсбургс пингвинс» на футболке, и видевший во сне, как матушка вносит в избу только что народившегося теленка, вздрогнул и проснулся.
С черного неба сыпались уроды. Высыпавшись, уроды крикнули:
— Леха, давай с нами!
— Куда? — с готовностью вскочив, уточнил бомж.
— Регистрацию московскую получать.
— Ну-у!
— Вот тебе и ну-у!
И два десятка инвалидов весело пошагали по дворовому проезду, обнизанному бульонными кубиками гаражей-ракушек.
Они шли по дороге, счастливые и возбужденные, как ходят в летней ночи выпускники школы, для которых эта ночь последняя и первая одновременно.
— И чего не уходили от Русины? — говорили беглецы друг другу. — Давно надо было уйти!
Машины приветственно сигналили инвалидам, а круглосуточные палатки предлагали кофе «три в одном». Во всех палатках пело и травило ночное радио.
— Звоните нам, — предлагало радио и говорило номера телефонов.
— А можно от вас позвонить? — спросила Люба в палатке «Киш-миш». — На радио.
— Звони, — обрадовались развлечению продавцы и охранник.
— Алло! — услышала Люба свой голос, эхом несущийся из музыкального центра на стойке. — Вы меня слышите?
— Отлично слышим! — ответил веселый голос. — Как вас зовут?
— Ой, нас тут много, — ответила Люба. — Кристина, Анжела, Паша, Ромка.
— А вы — это кто? Неформалы?
Люба на секунду задумалась.
— Мы — это абсолютно свободные люди. Нас тут… ой, сколько же? Человек двадцать!
— Двадцать абсолютно свободных людей? — развлекательным голосом переспросили на радио. — Супер! Может вы поделитесь своей свободой с нашими слушателями?
— Конечно, — согласилась Люба. — Нам свободы не жалко.
— Тогда приходите к нам в студию, — пригласила ведущая, которая вторую ночь отмечала день освобождения от своего бывшего.
— В студию? — завопила Люба. — Уже идем!
Через час инвалиды были в радиостудии в районе Ленинского проспекта.
— Ы-ы-ы! — поприветствовала слушателей глухонемая Анжела.
— Кристина веселая, потому что Кристина сейчас котлету ела, — поделилась в микрофон счастьем Кристина-даун.
— Во чума! — сказала звукооператору веселая от горя по своему бывшему ведущая. — Слушай, это надо записать и завтра еще раз в эфир пустить.
— А я спою собственную песню, — предложила Люба. — О любви.
К утру компания прибыла в райотдел милиции.
— Куда же нам идти? — прошептала Люба, изучая перечень кабинетов.
«В первую голову к начальству иди, — подсказала коляска. И добавила, вспомнив наставления Ладиной лакированной сумочки: — Может, у него хорошенькая мордашка, так сразу общий язык найдем?»
— Верно, — согласилась Люба. И обернулась к друзьям:
— Ребята, идем на второй этаж.
— Чего-чего? — спросил начальник райотдела милиции Павел Квас, когда к нему в приемную ввалилась компания инвалидов.
— Видите ли, — вновь принялась объяснять Люба. — У нас нет денег, чтоб в обход закона в Москве зарегистрироваться, поэтому мы очень просим зарегистрировать нас бесплатно. Вы уж извините, что мы с пустыми кошельками к вам пришли, но сами видите, в каком мы положении.
— В самом деле, Павел Иваныч, кто только не лезет в Москву со своими погаными деньгами, — отложив толстую иглу, которой она шила дела, с жаром высказалась секретарша. — И прямым ходом — в милицию. Думают, мы тут за деньги мать родную продадим. Да за кого они нас принимают?! А тут люди — честь по чести пришли, с уважением.
— Сам вижу, — пробурчал Квас. — И внимательно посмотрел на Любу. — Выговор у тебя… Ты откуда?
Люба назвала свой городок на берегу Белого озера.
— Да ты что? — завопил начальник. — И я оттуда!
Он поглядел на Любину коляску.
— А ты Светлану случайно не знала, тоже колясочница? Спинальница?
Теперь пришел черед вопить Любе.
— Света? Спинальница? Это моя подруга!
— Да ты что?! — опять закричал начальник.
— А вы? — мелькнула у Любы догадка, когда она взглянула на табличку с именем на двери.
— Паша! — взмахнул рукой Квас.
— Механизатор широкого профиля? — радостно вспомнила Люба. — Света вам в армию писала?
— Писала, — затряс головой Квас. — Да вы чего стоите-то все? Заходите, рассаживайтесь. Выпить хотите? Я ведь благодаря Светлане в милицию попал, и в короткие сроки дослужился до звания подполковника.
— Правда? — обрадовалась Люба. — Выпить можно. Чаю.
— Что я, врать, что ли буду? Томочка, чаю… сколько чаю?
— Семнадцать стаканов, — отрапортовала Люба.
