На кровати сидел Николай. У него на коленях лежала джинсовая куртка с вязаным воротником.
«А почему я джипа не заметила? — вскрикнула коляска. — Где он? Что с ним?!»
— Ты на чем приехал? — спросила Люба. И заплакала поверх улыбки, крепко сжимая обеими руками теплую кастрюлю.
— Ну ты где была? — укоризненно спросил Николай. — Ищу по всему городу. И что это за дождь грибной?
— Ты меня искал? — всхлипывая, повторила Люба.
— Искал. Ты ведь мне нужна.
— Я? Тебе? Правда?
— А зачем я здесь сижу, по-твоему? — Николай встал с кровати, подошел к окну и постучал по проему и подоконнику, проверяя крепость строения. — Кстати, ты почему по месту регистрации отсутствуешь?
— Так получилось. Столько всего произошло.
— Да уж так и понял, что тебе не до меня. По радио поет, фотографируется. Что тебе вздумалось поселиться на этой помойке?
— Удобно: центр, метро рядом. Дом реконструировать будут.
— И чего? — заинтересовался Николай. — В аренду льготную отдадут?
— Наверное, — беспечно пожала плечами Люба.
Николай подошел к Любе и поцеловал ее в щеку:
— Ну привет, Любовь. Давай кастрюлю. Что ты ее держишь?
— Надо голову помыть, — очнулась Люба, и ослабила хватку. — За мной заедет Ярослав, повезет в ночной клуб.
— Что? — возмутился Николай. — Какой ночной клуб? Ничего себе!
— А ты ревнуешь? — шутливым тоном сказала Люба. — Я там буду петь, и показывать номер. Ярослав сказал, что платят хорошо. Нужно ведь за уроки вокала платить. Хотя Сталина Ильясовна от денег отказывается, говорит, что для нее учить меня вокалу — дело принципа и чести.
«Вот что значит, с гарантом переговорила, — обдумывал информацию Николай. — Дом под офис на реконструкцию поставили, уроки бесплатные. Баксы за бесценок».
— Давай я тебе помогу. Воду полью, что ли.
— Ага!
Люба вытащила из пакета утку, поставила ее на пол. Руками раздвинула ноги и легко перегнулась, свесив голову вниз.
— Лей из кастрюли потихоньку. Ой, шампунь забыла достать. В рюкзаке. «Кря-кря».
«Чего надо? — откликнулась утка. — Крякаете чего?»
«Голову помыть», — пояснила коляска.
«А-а! Ну мойте».
Николай лил воду на светлые волосы. И смотрел на ложбинку на тонкой шее. На ярко-розовые, как небо на закате, круглые сильно торчащие уши. На белесые волоски, убегающие по спине под ажурную маечку.
— Все? — спросила Люба, когда вода перестала течь.
— Нет… — сказал Николай. И прикоснулся губами к мокрой шее. — Не все…
Люба сидела, все так же перегнувшись в поясе. Вода с тонких волос со звоном падала в металлическую утку.
Глава 10. Любовь, зачем ты мучаешь меня?
НИКОЛАЙ крадучись подошел к двери, плотно прикрыл.
Поставил кастрюлю на пол. Беззвучно вернулся к коляске. Приподнял Любину голову и, наклонившись, поцеловал жилку, бившуюся между ключиц в яремной ямке. Потом поднял Любу на руки и перенес на кровать. Ноги Любы выгнулись в щиколотках и задрожали. Она покорно взглянула на Николая и закрыла глаза. Николай расстегнул ремень на джинсах и потянул вниз молнию.
— Любушка! — закричала коляска. — Прохиндей-то этот штаны расстегивает!»
Люба молчала.
— «Ой, Люба, — голосила коляска. — Он, видать, трясун!.. Помнишь, у нас по городу ходил такой, женщин пугал, пока мужики ему по шее не наломали».
«Эксбиционист», — не выдержав, подсказала кровать.
«А тебя не спрашивают!» — запальчиво крикнула коляска.
«Замолчите все, — чуть не плача сказала Люба. — Что вы мне все портите…»
«Да ведь он тебя… — коляска запнулась, подбирая слово, — обидеть собирается!»
— Мне в десять надо быть внизу, на улице, — не обращая внимания на коляску, прошептала Люба Николаю.
— Сто раз успеем, — грудным голосом произнес Николай.
«Любушка! — тревожно зашумела коляска. — Да ты с ума сошла — сто раз!»
— Я… я тебе не понравлюсь, — вытянувшись, как игрушечный солдатик, едва слышным дрожащим голосом сказала Люба. — Я не умею. Я не знаю, что нужно делать…
«Эка сложность! — вскинулась коляска, обидевшись за Любу. — Чего там уметь — то?»
— Ты первый раз? — спинывая ботинки, спросил Николай.
Люба едва заметно подрожала подбородком.
Ничего не делай, — довольно ласково сказал Николай. — Просто лежи.
«Да как же это ты, Любушка, — запричитала коляска, — чужому парню доверилась».
Николай бросил взгляд на коляску.
«Ой, Люба! — закричала коляска. — Он и меня изнасиловать хочет! По-мо-ги-те!»
«Чего орешь?» — сонно пробормотала утка.
«Насильник этот нашу Любушку изнасиловать намерился!»
«Да она сама хочет», — авторитетно заявила кровать, прислушавшись к биению Любиного сердца.
«Вот видишь», — сказала утка коляске.
«Мало ли что она хочет! — заругалась коляска. — А что я потом Геннадию Павловичу с Надеждой Клавдиевной скажу? Они мне Любушку доверили».
«Брось, — сказала кровать. — Обычное дело. Не она первая, не она последняя».
«Любушка, кровать говорит — ты у него не первая! — закричала коляска. — Уйди, ирод, от моей Любушки!»
«Я его люблю», — прошептала Люба.
«Видишь, любит она эксбициониста этого», — передала кровать.
«Да что она о любви-то знает? — рассердилась коляска. — Отдается первому встречному».
«А без первого и второго не будет, — авторитетно пояснила кровать. — Как же без первого? Десятому что ли сразу отдаваться?»
«Представь, что тебя твой джип целует», — пробормотала Люба и запрокинула голову…
Коляска сразу замолчала. Комната притихла. Только слышно было, как вдали по коридору, в кухне, смеялись Кристина-даун и глухонемая Анжела, да на улице громко распевал веселую цыганскую песню двупалый Вася.
Люба лежала, зажмурив глаза и пряча дыхание.
«Любушка, — встревожено позвала коляска. — Ты живая? Ответь!»
«Не велик ваш Николай, чтоб до смерти залюбить. Видали мы и позавиднее», — авторитетно заявила кровать.
«А чего же Любушка молчит, не шевелится?» — плаксиво протянула коляска.
«Видать, от счастья умерла, — предположила кровать. — Сердце от восторга не выдержало».
«Люба, скажи что-нибудь! — заголосила коляска. — Ты чего глазоньки-то не открываешь?»
