Женщина? Никакая не женщина, а Томас Добряк!
Двигатели взревели громче, и вертолет с легким толчком коснулся посадочной полосы. Почти сразу же дверь отворилась, и трое полицейских, низко пригибаясь под продолжавшими мелькать над головами лопастями несущего винта, побежали по ровному асфальту к стоявшему поблизости маленькому реактивному самолету, нанятому, чтобы доставить их в Рим.
— С номером мы не ошиблись, — крикнул на бегу Кастеллетти. — Он из серии, предназначенной для машин, обслуживающих самого Папу и высших кардиналов. Ни одна из них не прикреплена ни к кому персонально. Номер «Эс-си-ви-тринадцать» приписан к «мерседесу», которого сейчас в Ватикане нет — его отправили на техобслуживание.
Церковь.
Ватикан.
Рим.
Эти три слова назойливо повторялись в мозгу Роскани. На их фоне он услышал свист турбин самолета, почувствовал, как шлепнулся в кресло, пристегнулся ремнем, и самолет сразу же покатил по полосе. Через двадцать секунд они оказались в воздухе, и под фюзеляжем звучно закрылись створки убранных шасси. Расследование, начавшееся после убийства кардинала-викария Рима, вернулось к своему исходному пункту, описав полный круг.
Ослабив привязной ремень, Роскани вынул из помятой пачки последнюю сигарету, убрал пачку в карман, сигарету взял в рот и выглянул в иллюминатор. Внизу то и дело мелькали яркие блики — это солнечные лучи отражались от чего-нибудь на земле, то от воды, то от домов. Вся Италия, казалось, грелась на солнце, поднимающемся в безоблачном небе. Древняя земля. Прекрасная и безмятежная, но при этом постоянно сотрясаемая скандалами и интригами, закручивающимися на всех уровнях. А была ли хоть какая-то страна из тех, которые знает история, свободна от этих бед? Он очень сомневался в этом. Но он был итальянцем, и внизу лежала его земля. И еще он был полицейским, ответственным за соблюдение законов и осуществление правосудия.
Он видел Джанни Пио, своего друга, крестного отца его детей, когда того вынимали из машины, залитого собственной кровью, с лицом, изуродованным прошедшей навылет пулей. Видел изрешеченное пулями тело кардинала-викария Рима и обгоревшую громаду лежавшего на боку ассизского автобуса. Он отлично помнил, какую бойню учинил Томас Добряк в Пескаре и Белладжио. И теперь пытался понять, что же такое правосудие.
Да, преступления были совершены на итальянской территории, где он имел власть и право что-то предпринять. Но за стенами Ватикана все его права кончались. И если преступники и беглецы, которых он разыскивает, укрылись там, ему не остается ничего, кроме как передать имеющуюся у него информацию руководителю Gruppo Cardinale, чиновнику прокуратуры Марчелло Талье. И как только он сделает это, правосудие уйдет из его рук. И окажется в руках политиков. И в конце концов дело потихоньку прикроют. Он отлично помнил слова Тальи о том, что дело об убийстве кардинала-викария крайне деликатное и что ошибки в его проведении могут повлечь за собой дипломатические осложнения между Италией и Ватиканом.
Иными словами, Ватикан может выйти сухим из воды, несмотря на свою прямую причастность ко всем этим убийствам.
121
Первым порывом Гарри было вернуться туда, где он оставил «мерседес», разбить окно, поднять брошенные в машине ключи и как можно скорее увезти Дэнни и Елену из квартиры на виа Николо V.
— Он мертв. Его пытали, — сказал он Дэнни, позвонив по сотовому. — Один черт знает, что он им сказал. Они могут уже ехать к вам!
Гарри шел быстрым шагом, он побежал бы, если бы не боялся привлечь к себе излишнее внимание. Он возвращался туда, откуда пришел.
— Гарри, — подчеркнуто спокойным тоном сказал Дэнни, — возвращайся сюда. Отец Бардони не сказал им ничего.
— Откуда ты знаешь?
— Знаю, и все.
Менее чем через тридцать минут Гарри вошел в дом. Внимательно осмотрев подъезд, он взглянул на лифт, но не вошел в кабину, а быстро взбежал по лестнице. Он решил, что так будет безопаснее — в лифте слишком уж легко попасть в западню.
Когда он вошел, Дэнни и Елена были в гостиной. Гарри сразу почувствовал, насколько напряженна и нервозна атмосфера в комнате. В первые секунды никто ничего не говорил. Затем Дэнни указал на окно.
— Гарри, я хочу, чтобы ты посмотрел туда.
Гарри сначала взглянул на Елену и лишь потом шагнул к окну.
— И что я должен увидеть?
— Посмотри налево, вдоль стены, — пояснил Дэнни. — Там, вдалеке, ты увидишь верхушку круглой кирпичной башни. Это и есть башня Святого Иоанна, где держат кардинала Марчиано. Он находится в комнате посреди башни, с дальней от нас стороны. В комнате есть стеклянная дверь, выходящая на маленький балкончик. Это единственный проем в стене.
До башни было не более четверти мили, и Гарри отчетливо видел ее — высокое цилиндрическое строение с окруженной крепостными зубцами крышей, сложенное из того же древнего кирпича, что и стена, за которой оно находилось.
— Кроме нас, теперь этого никто не сделает, — негромко сказал Дэнни.
Гарри медленно повернулся.
— Кроме тебя, меня и сестры Елены…
— Чего не сделает?
— Не освободит кардинала Марчиано…
От тех эмоций, которые обуревали Дэнни, когда он недавно не мог дозвониться до отца Бардони, не осталось и следа. Отец Бардони погиб, они же должны были продолжать дело.
Гарри помотал головой.
— Нет-нет, только не Елена…
— Я так решила, Гарри, — сказала Елена, глядя ему прямо в глаза.
Не могло быть сомнений в том, что она не отступится.
— Конечно решили. А разве вы могли решить по-другому? — Он взглянул на брата. — Она такая же сумасшедшая, как и ты.
— Гарри, у нас больше никого нет… — чуть ли не извиняющимся тоном сказала Елена.
Гарри вновь резко повернулся к брату.
— Почему ты так уверен, что мы здесь в безопасности… что отец Бардони ничего им не сказал? Знаешь, Дэнни, я видел его. Будь я на его месте, я рассказал бы обо всем, что они могли захотеть узнать.
— Гарри, ты должен мне поверить.
— Но ведь это не ты. Это отец Бардони. Я не могу так безоглядно доверять ему.
Дэнни некоторое время молча смотрел на брата; когда же он наконец нарушил молчание, то заговорил таким тоном, будто хотел дать понять Гарри, что сказанное им не исчерпывается одним лишь содержанием слов, что за ними нужно увидеть более глубокий смысл.
— Этот дом принадлежит хозяину одной из крупнейших в Италии фармацевтических компаний. Как только он узнал, что кардиналу Марчиано нужно укромное место на несколько дней, он согласился, не задавая никаких вопросов…
— И какое отношение это имеет к отцу Бардони?
— Гарри, пойми, что кардинал — один из самых почитаемых людей в Италии… Кто только не помогает ему, не думая даже о том, какой опасности подвергаются сами. Я… — Дэнни вдруг замялся, но продолжил: — Я стал священником, потому что, когда уволился из морской пехоты, был таким же потерянным и никчемным, как и перед тем, как отправился служить. И пока добирался до Рима, лучше мне не становилось. А потом я познакомился с кардиналом, и он показал мне такую мою собственную внутреннюю жизнь, о какой я даже не догадывался. Год за годом он направлял меня, поощрял на поиски собственных убеждений, духовных ценностей и тому подобного… Гарри, церковь стала моей семьей… а кардинала я полюбил как отца. То же самое было с отцом Бардони. Поэтому я уверен, что его никакими пытками не могли заставить проговориться.
