Сразу по прибытии их провели на небольшую полянку, окруженную ухоженными кустами, поодаль от главного здания, где их поджидал Палестрина. Он сидел за кованым столиком, потягивал кофе и одновременно что-то печатал на ноутбуке. С ним был Фарел — стоял за креслом, словно верный мажордом, исполняющий заодно и обязанности телохранителя. С ними был еще один человек — мужчина привлекательной, но неброской наружности, не достигший, по-видимому, и сорока лет. Худощавый, среднего роста, черноволосый, с проницательными ярко-синими глазами и одетый — Марчиано хорошо это запомнил — в двубортный синий пиджак при белой сорочке и темном галстуке и серые брюки.
— Вы еще не знакомы с Томасом Добряком, — сказал Палестрина, когда приехавшие сели; при этом он потирал руки, словно представлял нового члена привилегированного закрытого клуба. — Он помогает нам координировать ситуацию в Китае.
У Марчиано до сих пор явственно сохранилось ощущение ужаса и недоверия, которое он испытал в тот момент; он заметил, что и остальные почувствовали то же самое. Капицци непроизвольно поджал тонкие, всегда напряженные губы, на обычно искрившиеся юмором глаза Йозефа Матади набежала мрачная тень, когда Томас Добряк поднялся и чрезвычайно вежливо обратился к каждому из них по имени, взглядывая при этом в глаза.
— Buon giorno, монсеньор Капицци.
— …Кардинал Матади.
— …Кардинал Марчиано.
* * *
Марчиано помнил, что год назад, приехав вместе с отцом Дэниелом на встречу с Пьером Веггеном, уже видел Добряка, тогда в обществе низкорослого китайца средних лет. В то время Марчиано не имел ни малейшего представления, кто это такой, да и вообще не обратил бы внимания на этого человека, если бы не китаец рядом. Но сейчас он столкнулся с Добряком лицом к лицу, к тому же знал его имя и отлично понимал, с кем имеет дело. Поэтому в тот момент, когда убийца, глядя ему в глаза, назвал его имя, кардинал испытал настоящий ужас.
А то, как Палестрина совершенно откровенно забавлялся, глядя на их достаточно красноречиво проявившуюся реакцию, сказало им так же ясно, как и произнесенные вслух слова, кто убил кардинала-викария и по чьему приказу. И приглашение их, а вернее, вызов на эту виллу был попросту предупреждением, что, если кто-нибудь из них втайне придерживается взглядов покойного кардинала, идущих вразрез с планами Палестрины насчет Китая, Томас Добряк успешно разберется и с ним. Наглость, с которой Палестрина устроил этот дивертисмент для нагнетания ужаса, была совершенно откровенной и оттого еще сильнее устрашала. Кроме того, его поступок свидетельствовал о том, что война за контроль над Китаем должна вот-вот начаться.
А потом, вероятно для того, чтобы кардиналам стало еще понятнее, на чьей стороне сила и власть, Палестрина пригладил ручищей свою пышную снежно-белую шевелюру и соизволил отпустить их.
* * *
Марчиано вновь увидел свой полутемный кабинет и карманный диктофон на столе. Во время этой исповеди он рассказал отцу Дэниелу об убийстве кардинала Пармы и о своем соучастии в великом плане Палестрины по распространению влияния католической церкви на Китай — плане, для выполнения которого потребуются не только неприглядные маневры с ватиканскими капиталовложениями, но и смерть бессчетного количества ни в чем не повинных простых китайцев.
А получилось, что своей исповедью он, сам того не ведая, приговорил отца Дэниела к смерти. В первый раз его спас Бог, а может быть, судьба. Но теперь, когда им стало доподлинно известно, что излишне осведомленный священник жив, Томас Добряк начнет охоту за ним. А ускользнуть от такого, как Добряк, пожалуй, невозможно. Палестрина не позволит себе ошибиться дважды.
46
Пескара. Виа Арапьетра.
Суббота, 11 июля, 7 часов 10 минут
Томас Добряк сидел за рулем взятой напрокат белой «ланчии» и ждал, когда же кто-нибудь откроет дверь дома под номером 1217 на противоположной стороне улицы, где помещалась фирма частной «Скорой помощи».
Посмотрев на себя в зеркало, он поправил прическу и вновь уставился на фасад дома. Контора должна была открыться в половине восьмого. Он приехал заранее и был уверен, что до открытия ничего не произойдет, тем более в субботнее утро. Так что можно спокойно ждать. Терпение — основа основ.
7.15
По тротуару перед нужным ему домом пробежал трусцой какой-то мужчина. Через семнадцать секунд в противоположном направлении проехал на велосипеде мальчик. И снова ничего.
Терпение.
7.20
Неожиданно в зеркальце заднего вида отразились двое полицейских на мотоциклах. Томас Добряк и глазом не моргнул. Полицейские медленно подъехали, а потом проследовали мимо. Дверь на противоположной стороне улицы оставалась закрытой.
Откинувшись на обтянутую кожей спинку сиденья, Томас Добряк перебрал в памяти то, что ему было на сегодня известно: бежевый микроавтобус «ивеко» последней модели с итальянским номерным знаком «РЕ 343552» выехал из больницы Святой Чечилии в четверг, точно в десять часов восемнадцать минут вечера. В нем находились мужчина-пациент, монахиня, по всей вероятности медсестра, и двое мужчин, вероятно, фельдшеры.
Из информации, которая была необходима ему для работы и которую он в конце концов все же получил от Фарела, следовало, что за последнюю неделю анонимные пациенты поступали в восемь итальянских больниц, в том числе в больницу Святой Чечилии. Важнее было то, что доставленный туда пациент, единственный из всех восьми, был мужчиной и к тому же лет тридцати с небольшим. И именно этого пациента вывезли оттуда в одиннадцатом часу позапрошлой ночью.
Поэтому вчера, чуть позже полудня, он и направился прямиком в больницу Святой Чечилии. Быстро осмотревшись, он убедился в том, что не ошибся в своих ожиданиях: эта частная больница была оборудована системой видеонаблюдения, контролировавшей не только коридоры и залы для посетителей, но и все входы и выходы. Не приходилось сомневаться, что телекамеры стояли там не только для вида, но и эффективно использовались.
Отправившись в административный корпус, он предъявил визитную карточку, согласно которой являлся представителем миланской фирмы, изготавливающей охранные системы, и пожелал поговорить с начальником охраны.
Ему сказали, что начальника на месте нет и не будет до восьми вечера. Томас Добряк кротко кивнул и сказал, что подойдет к этому времени.
В четверть девятого он уже вел оживленную беседу с начальником охраны в его кабинете. Без труда переведя разговор на деловые вопросы, он осведомился, насколько, в свете последних событий — убийства кардинала-викария Рима и взрыва ассизского автобуса, — которые правительство считало элементами нового широкого террористического наступления, больница готова к предотвращению подобных опасностей.
«Не беспокойтесь», — бодро ответил ему уверенный в себе и на удивление молодой начальник службы. И уже через несколько минут они оказались на пульте охранной сигнализации и уселись перед шестнадцатью мониторами, показывавшими все, что попадало в поле зрения камер, установленных по всей территории больницы. Один экран в особенности привлек внимание Томаса Добряка. Связанная с ним камера показывала дверь приемного покоя.
