Сейчас Ворманну уже трудно было разделить это стремление, но, вспоминая свои вчерашние впечатления от первой встречи с ней, он готов был понять чувства солдат.
Во время ужина опять началась возня между серыми и черными формами - и снова в тот момент, когда девушка пришла за едой. Из-за возникшей толчеи два солдата даже упали на землю, и Ворманн вынужден был послать сержанта, чтобы тот срочно навел порядок, пока не завязалась настоящая драка. К этому времени Магда уже взяла еды и шла назад в свою комнату.
Через какое-то время он увидел, что она опять ходит по двору, очевидно, разыскивая его. Она сказала, что отцу необходим нательный крест или распятие для расшифровки какой-то книги. И спросила, не одолжит ли ей крест капитан. Да, одолжит - с одного из убитых как раз сняли маленький серебряный крестик.
Сейчас солдаты, свободные от наряда, сидели во дворе, а остальные продолжали разбирать стены задней секции замка. Ворманн напряженно раздумывал, как избежать неприятностей во время дальнейших приемов пищи. Лучше всего поручить кому-нибудь из своих каждый раз относить еду старику и его дочери прямо в башню. Но только кому? Ведь остальные бойцы тут же начнут завидовать, считая это задание незаслуженной привилегией, а эсэсовцы не дадут бедняге прохода, объявив его еврейским прислужником. Посылать всех по очереди тоже не годится - чем меньше они будут видеть девушку, тем лучше.
И вдруг внимание его привлекло какое-то новое движение во дворе. Это опять была Магда, гордо шагающая с ведром в руке по направлению к подвалу. Солдаты молча следили за ней, а потом начали один за другим подниматься - их неодолимо тянуло к девушке, как мотыльков на свет.
Когда она вышла из подвала с полным ведром, они обступили ее тесным кругом и начали толкаться, чтобы пробиться ближе и как следует разглядеть. Одни пробовали подозвать ее, другие вертелись под ногами и не давали пройти. Наконец какой-то дюжий эсэсовец с наглым видом преградил ей путь, но солдат регулярной армии тут же оттолкнул его в сторону, выхватил из рук Магды ведро и с нарочитой галантностью понес его впереди, вызывая всеобщее веселье. Обиженный эсэсовец пнул ведро ногой и облил сапоги солдата.
Черные формы расхохотались. Лицо у пехотинца побагровело. Ворманн уже знал, чем все это кончится, но с третьего этажа воспрепятствовать стычке никак не мог. Он видел, как солдат в сером поднимает ведро, бьет им по голове расхамившегося эсэсовца, и тут же добрых два десятка человек начинают неистово махать кулаками. При виде этого капитан со всех ног бросился вниз по лестнице.
Пробегая первый этаж, он увидел захлопывающуюся дверь в комнату евреев и промелькнувший край юбки, а когда выскочил во двор, перед глазами его предстала самая настоящая свалка. Он два раза выстрелил в воздух чтобы привлечь к себе внимание дерущихся, и поклялся расстрелять на месте каждого, кто нанесет еще хоть один удар. Только после этого драка окончательно стихла.
Девушку надо срочно убирать отсюда.
Когда все угомонились, Ворманн оставил с солдатами Остера и заспешил на первый этаж к евреям. Пока Кэмпфер разбирался со своими подчиненными, надо было успеть, пользуясь случаем, поскорее убрать Магду из замка. Для этого требовалось отвести ее через мост в гостиницу, прежде чем Кэмпфер сообразит, что к чему. Это для всех сейчас было бы наилучшим выходом.
На сей раз капитан не стал даже стучать, а сразу толкнул дверь и громко позвал:
- Фрейлейн Куза!
Старик все так же сидел за столом, а девушки видно не было.
- Что вам от нее нужно?
Ворманн не ответил и снова позвал:
- Фрейлейн Куза!
- Да? - взволнованно откликнулась она, выходя из соседней комнаты.
- Быстро собирайте свои вещи. Вы переходите в гостиницу. У вас есть две минуты, и ни секунды больше.
- Но я не могу бросить отца одного!
- Две минуты - и вас здесь больше не будет. Мне все равно, с вещами или без вещей!
Он должен оставаться непреклонным в своем решении. Только бы не выдало выражение глаз… Ему было очень неприятно разлучать их - ведь профессору так нужна ее помощь, а она, видно, хорошо умела и привыкла ухаживать за ним. Но его солдаты первые затеяли эту драку, а Магда послужила тому причиной, невольно выступив в роли подстрекательницы. Поэтому отцу придется остаться в замке, а дочь будет жить в гостинице. И никаких возражений.
Ворманн видел, как умоляюще смотрит она на отца и ждет от него хоть каких-нибудь слов в свою защиту.
Но старик молчал. И тогда девушка тяжело вздохнула и отправилась в дальнюю комнату.
- У вас осталось уже полторы минуты, - предупредил Ворманн.
- Полторы минуты на что? - послышался за спиной резкий голос. Это был Кэмпфер.
Ворманн чуть не застонал от досады и собрал всю свою волю, чтобы дать достойный отпор эсэсовцу.
- Вы как всегда к месту, майор, - начал он. - Я только что велел фрейлейн Куза собрать свои вещи и отправляться в гостиницу.
Кэмпфер открыл было рот, но не успел произнести ни слова. Его прервал исступленный крик профессора:
- Я запрещаю! Я не позволю вам забирать мою дочь!
Глаза майора сузились от ярости, и он ледяным взглядом смерил профессора. Даже Ворманн не ожидал от старика такой вспышки гнева.
- Это ты МНЕ запрещаешь, старый жид? - прохрипел он, медленно приближаясь к инвалидному креслу. - ТЫ запрещаешь? Так вот что я тебе скажу, и запомни это как следует: ты здесь ничего запретить не можешь. Абсолютно ничего!
Старик медленно склонил голову в молчаливом повиновении.
Удовлетворенный результатом и немного остывший, Кэмпфер бодро обратился к Ворманну:
- Проследите за тем, чтобы ее сейчас же здесь не было! От нее одни неприятности!
Ворманн стоял ошеломленный, в то время как Кэмпфер проскочил мимо него к двери и исчез так же внезапно, как появился.
Капитан растерянно посмотрел на профессора. Тот снова поднял голову и, казалось, ничему уже не возражал.
- Почему же вы ничего не сказали мне, перед тем как пришел майор? - спросил Ворманн. - Я думал, вы сами хотите, чтобы она покинула замок.
- Возможно. Но теперь я передумал.
- Да, я успел это заметить… Причем передумали самым провокационным образом и не в самый подходящий момент. Вы так со всеми себя ведете?
- Дорогой мой капитан, - начал Куза, понизив голос. - Вам не хуже моего известно, что мало кто обращает серьезное внимание на калеку. Когда люди видят тело и понимают, что оно разрушено болезнью или несчастным случаем, они автоматически переносят это впечатление и на разум. Большинство считает примерно так: "Если он не может передвигаться, значит, ничего интересного и сообщить не способен". Поэтому люди, подобные мне, много думают, и к ним нередко приходят разные мысли, которые можно научиться передавать и другим, так что они начинают считать, будто сами дошли до этого. Это просто своеобразный метод убеждения.
