– Ага, и в описании сказано: "новая электрическая варочная поверхность производства Германии, купил две недели назад, продам за ненадобностью, в момент покупки забыл, что у меня дома газ", – с изумлением прочитала я, подойдя к барной стойке, за которой устроился Василий с моим нетбуком, и включая рыжий чайник. Утро начиналось весьма многообещающе.
– Видишь, что такое массовое помешательство? Люди набрали на последние деньги то, что им вообще не нужно! – Василий, невероятно довольный своей проницательностью, на радостях целиком засунул половину бутерброда с сыром в рот, после чего невнятно забулькал и замахал руками, вновь привлекая мое внимание к экрану. – А посмотри, за сколько он теперь ее продает! – выпалил он, наконец расправившись с бутербродом.
– Не может быть! – я не поверила своим глазам. – Может, он ноль забыл в конце поставить?
Залпом допив кофе, мы позвонили растяпе-продавцу, который был счастлив избавиться от ненужной вещи, и к вечеру стали обладателями новехонькой индукционной варочной поверхности. В ее белом стекле отражались наши радостные лица.
Таким образом, за короткий срок мы обзавелись: немецкой духовкой этой же серии; изящной испанской вытяжкой, тоже из белого стекла; вторым телевизором для спальни; а также огромным набором британской фирменной посуды, состоящим из полупрофессиональных сковородок, кастрюль и острых ножей ("поддавшись импульсу", его зачем-то купил себе закоренелый холостяк, обедающий исключительно в ресторанах; потом, мучаясь тяжелым шопинг-похмельем, подал объявление о продаже).
Итак, до праздника оставалась еще пара дней, и нужно было нанести кое-какие завершающие штрихи. Утром девятнадцатого ноября я проснулась около десяти от телефонного звонка. Сиреневый аппаратик вибрировал на Васиной подушке.
– Алё, – сонным голосом ответила я.
– Котёнок, это я, – бодрый Васин голос разогнал остатки дремы. – Просыпайся, есть новости!
– Какие новости? "Макдоналдс" все-таки закрывают? Или портфель французского консула обыскали на наличие запрещенной косметики? – Я зевнула и сладко потянулась. – Я уже ничему не удивлюсь.
– Нет, Шура, не угадала! – Василий сделал драматическую паузу. – Савелий увольняется! Только что объявили.
– Как это? – Я резко села в постели. Спокойствия как не бывало. – Его гендиректор уволил?
– И снова мимо! Он уходит сам, и знаешь куда?
– Ну?
– В Смольный! Председателем Комитета по печати. К Раисе под крылышко, представляешь?
Сердце застучало, во рту пересохло. Воды. Надо попить воды. Нетвердыми шагами я направилась на кухню, не отнимая телефон от уха.
– Вот это да, ну и новости! Покруче закрытия "Макдоналдса". А как же его ненависть к чиновникам? Как же его знаменитая фраза "мы нужны для того, чтобы чиновники просыпались в холодном поту"? Теперь он сам будет по ночам весь потный просыпаться? Погоди, у меня второй звонок на линии.
Марианна.
– Ласточка моя, ты сидишь или стоишь?
– Я вообще-то иду.
– Тогда остановись, а то споткнешься и упадешь! – Я слышала, как она щелкает зажигалкой. – Сразу, как узнала, набрала тебя. Савелия переманили в городскую администрацию. Представляешь, птичка? Он уходит!
Я жадно выпила целый стакан холодной воды.
– Уфф… Я знаю, Марианна, мне уже Вася сказал. А подробности-то есть какие-нибудь?
– Ходят слухи кой-какие. Говорят, наша императрица Раиса Павловна вызвала к себе Савелия сразу после твоего прямого эфира, помнишь, второго сентября?
– Еще бы я не помнила.
– Они долго совещались, Раиса предложила Савелию теплое местечко председателя Комитета по печати – в обмен на твое увольнение и поддержку ее кампании по продвижению отечественной косметики. Причем на твоем увольнении она особенно настаивала, ты после этого прямого включения стала ее личным врагом. Говорят еще что и на все остальные каналы она позвонила с требованием не принимать тебя на работу.
– Ах вот оно что… – У меня наступило просветление. Всё сразу встало на свои места. И неожиданная резкость Савелия, и изменение курса ТТВ на сто восемьдесят градусов. Дурацкий пост и правда был всего лишь поводом, а не причиной. – Наша жаба после общения с Раисой превратилась в госслужащего.
– Ладно, ласточка, меня зовет к себе генеральный, я побежала, думаю, мы с тобой еще поговорим.
Марианна отключилась, Вася к этому моменту тоже повесила трубку. Я в глубокой задумчивости подошла к зеркалу.
На меня смотрела совершенно другая, не похожая на прежнюю сутулую Алексу Сурикову девушка. С короткой стрижкой дерзкого медного оттенка, твердым взглядом карих глаз, подтянутая, румяная. И макияжа никакого не нужно. В профиль моя фигура теперь напоминала не вопросительный, а восклицательный знак.
Интересно, понравится ли мой новый образ бывшим коллегам, если я вдруг решу заехать в редакцию, навестить друзей? Разумеется, только когда Савелий уйдет. Слова Марианны о том, что мы еще поговорим, прозвучали многозначительно. Может, смена главного редактора откроет передо мной новые перспективы? А нужны ли они мне, эти перспективы на ТТВ?
Весь день я была сама не своя. Мысли мои были далеко, в другом регионе – на Петроградской стороне, где сейчас разворачивались эпохальные события, свершались небывалые кадровые перестановки; но у меня сейчас были другие обязательства и я, как робот, почти не думая, строго шла по своему плану: повесила над диваном в гостиной свою любимую репродукцию Шишкина "На опушке соснового леса". Здесь, в отличие от моей прежней сине-бело-голубой квартиры, она смотрелась более чем органично: из окон открывался вид на такие же точно сосны, какие были запечатлены на холсте. Вечнозеленые туи, можжевельник и ели, припорошенные легким снегом, довершали успокаивающий пейзаж.
Потом я достала давно припасенные дешевенькие картинки небольшого формата. На темно-коричневом фоне художник изобразил разные приятные вещи: чашки с капучино и экспрессо – тьфу ты, эспрессо; высокие стеклянные бокалы с латте и фраппе. Компанию кофе составляли разнообразные вкусняшки: дольки шоколада, свежий выпуск The Times, многослойные тортики, маленький букетик ландышей. Я развесила симпатичные картинки на кухне.
Разложила подушки кофейных оттенков на кресле и диване; накрыла круглый стол клетчатой скатертью; подвязала золотым витым шнуром мягкие бежевые шторы; расставила несколько фиалок в ярких горшках. Почетное место на барной стойке занял мой героический фикус. Полузасохший, он сумел пережить переезд и ремонт, а сейчас благодарно откликался на регулярный полив с удобрениями. Может, дело в другом микроклимате, а может, и в моем изменившимся настроении, которое цветок перенял, но серые веточки распрямились, налились соком, выпустили свежие зеленые листочки. Фикус разрастался на глазах.
Несколько ароматических свечей тут и там, пара фотографий на журнальном столике – и после всех моих манипуляций оупен спейс перестал быть похож на безликие апартаменты; здесь появилось настроение, почувствовался характер – легкий, светлый и радостный. House превратился в home.
