Один был украшен яшмой. Зеленовато-черный камень, издавна ценимый воинами и ведьмами за то, что останавливает кровотечение, был оправлен в золото и по краям окружен алмазами. Второй перстень, его мне дала Рената, был гораздо массивнее, он был с квирином – его находят в гнездах чибисов. Если такое кольцо положить под чью-либо подушку, то спящий начнет медленно и членораздельно отвечать на вопросы, говоря при этом чистую правду. Я до сих пор храню эти кольца. Кстати сказать, был случай, когда квирин мне очень помог. Другое кольцо, с яшмой, мне, к счастью, не довелось опробовать.
…Я перелистываю страницы протокола, читаю записи и как наяву вижу перед собой Мариетту – монахиню, рассказавшую нам о демонах. Вот она слушает. Ее большие глаза широко раскрыты, бесцветные тонкие губы плотно сжаты. Вижу стиснутые кулаки, словно пальцы свело параличом. Она сидит сгорбившись, смотрит в пол, подбородок прижат к груди. Но время от времени она поднимает голову, и тогда взгляд ее темных глаз начинает метаться по зале, подобно летучей мыши, и можно подумать, что к ней незримо возвратился ее мучитель.
Когда Мариетта заговорила, все перешептывания прекратились, у всех был испуганный вид, будто ужасы, о которых та знала, могли каким-то образом передаться им. Огромное усилие требовалось уже лишь для того, чтобы слушать ее, ибо произносимые шепотом слова словно стекали ей на колени, как слюна изо рта безумца. Когда она добралась до конца речи, то заговорила о союзах с дьяволом и о вызывании демонов. (В протоколе записано все дословно, только я не хочу этого здесь переписывать: ведь я видела Мариетту и никому не пожелаю захотеть воспользоваться ее советами, ее колдовскими премудростями.)
Слушая Мариетту, я вдруг подумала, не призывает ли она сейчас в мой дом какого-нибудь демона, потому что ее голова начала раскачиваться взад и вперед на тонкой, костлявой шее, словно хотела оторваться. Голова с хрустом ходила туда и сюда все быстрей и быстрей. Детский берет слетел у нее с головы. Из выпученных глаз хлынули слезы. Она вцепилась себе в волосы, стараясь остановить эту тряску, – тщетно, голова все быстрее сновала взад и вперед, взад и вперед, шея вот-вот могла переломиться! И вдруг, словно сам вид Мариетты, вошедшей в транс, был недостаточен, чтобы заставить кровь стынуть в жилах, она испустила вопль, подобный… В нем чудилось… нечто дьявольское! А когда она заговорила опять, то… – тут строчки, написанные явно нетвердой рукой, идут в протоколе вкривь и вкось… – то для того, чтобы сообщить, как лучше всего защититься от демонов, «которые пришли незваными». Очень спокойно ведьма подняла с пола берет и водрузила на голову, покрытую редкими волосами. Она поправила зеленую, цвета листвы, юбку и, не поднимая глаз, продолжила.
– Один agnus dei , – прошептала ведьма, и, когда она выговаривала по-латыни название агнца Божьего, на бледных ее губах появилась слюна, – один agnus dei может защитить вас от таких демонов. – По словам Мариетты, эта маленькая облатка, вылепленная из воска пасхальных свечей в форме ягненка, одна в силах защитить одержимого бесами, но только если ее освятит сам Римский Папа. (Она произнесла эту фразу так, словно получить содействие Папы совсем не трудное дело.) Затем Мариетта, самая загадочная из всех ведьм, глубоко засунула руку в карман юбки и неожиданно извлекла оттуда и протянула мне agnus dei. Сперва я подумала, она просто покажет его нам, а может, пустит по кругу; но она встала, подошла ко мне и вручила его без слов. Трепещущей рукой я приняла дар. Поблагодарила. (Через много недель после Эсбата я обнаружила сего агнца лежащим на подоконнике, куда его положила – не помню, нарочно или нет; он расплавился, превратившись в бесформенную массу, имевшую самый жалкий вид.)
Мариетта (теперь уже монахиня, а не ведьма) закончила тем, что вышла на середину круга и, заикаясь, отметила, что если agnus dei не сработает, то следует прибегнуть к рекомендованному для таких случаев церковью девятидневному чтению молитв: каждый час – три «Отче наш» и три «Аве», а также есть обычные просфоры и запивать святой водой, для призвания помощи Святой Троицы и Святого Герберта. Сказав это, она сотворила крестное знамение и, добавив, что то же самое хорошо защищает от бешеных собак и от сыпи, начала опять кивать головой. Она рухнула в свое кресло и впала в транс, из коего никто не сумел ее вывести, да, по правде сказать, никто и не пытался.
Когда Мариетта закончила, то оказалось, что все сидящие кольцом сестры уже выступили по два раза. Поэтому устроили еще один перерыв, а когда он закончился, начался следующий круг слушаний, ставший началом конца.
Во время этого краткого перерыва я увидела Зелию, выходящую из моего погреба с пятью откупоренными без моего разрешения бутылками красного вина. Сперва я разгневалась, не желая расходовать хорошее вино на каких-то ведьм, но когда выяснилось, что это vinum sabbati, зачарованное вино для пьяного шабаша… ну что же, пускай возлияния будут обильными и вино с подмешанным туда ведьмовским варевом поможет скоротать время, приблизить конец Эсбата… И оно помогло, да как. А еще оно сделало нас буйными, беззаботными, крайне уверенными в себе, и это сильно способствовало той напасти, о которой теперь пойдет мой рассказ.
…Итак, о беде. Сейчас я перейду к ней, но прежде требуется маленькое предисловие.
Клеофида поднялась с места, чтобы поведать о пауках и муравьях; как раз упоминание о муравьях и заставило старушку Инессу вспомнить одну историю… Она встала и, покачиваясь от выпитого, принялась заплетающимся языком излагать жуткую повесть о событиях, некогда действительно имевших место и связанных с муравьями. А это, в свою очередь, привело к тому, что грязнуха София вытащила нас всех в сад плясать, и…
Но не все сразу. Здесь нужно возвратиться к Инессе и ее истории, которую она вычитала в самой первой «Книге теней» из всех, ею прочитанных, – той, которую написала ведьма по имени Грета, входившая в одно сестринство с сестрой-наставницей Инессы.
Значит, эта самая Грета… – Инесса, правда, оговорилась, что с тех пор, как она прочла эту историю, прошло много лет, но все-таки она постарается припомнить все, что сможет, – так вот, Грета прожила тихую, мирную жизнь где-то в горах Центрального массива на те небольшие деньги, которые выручала от продажи всяческих лекарственных бальзамов и порошков. А поскольку она отдавала предпочтение белой магии перед черной, то и слыла у окрестных жителей целительницею, а не колдуньей. Пользовалась она доброй славой и как отличная повитуха, так что через ее руки прошло не одно поколение местных крестьян. Поговаривали, правда, что изредка ей случалось наводить кое на кого порчу, и будто бы однажды она сгноила урожай у человека, который ее обидел; но Грета, как утверждала Инесса, всегда обладала прекрасным чувством меры, так что ее побаивались, подозревали, но и нуждались в ней, а потому не трогали, и она жила себе поживала в тихой деревне.
Но однажды, когда она была уже на склоне лет своих, приключилось несчастье. Некое заклинание сработало не так, как было задумано. Никому не известно, чего она добивалась. Ее «Книга теней» ничего об этом не говорит, в ней нет ни записи о полученной плате, ни упоминания о какой-либо обещанной выгоде… Но вышло вот что.
