Правда, Тейлор в данном случае без нужды обвинил правительство Польши в ненужном упрямстве, сказав, что своим отказом «поляки лишили» Гитлера «возможности» для новой отсрочки нападения. На самом деле не позиция Польши привела к развязыванию войны, к которой Германия была готова на 100 %. Справедливым является другое объяснение причины отказа от новых переносов срока нападения. Тейлора указывал: «Разрыв между Польшей и его союзниками открыл ему возможность. Он решил сделать на это рискованную ставку». Действительно, этот «разрыв» убедил Гитлера и Риббентропа в том, что теперь Запад не будет выполнять свои договорные обязательства по отношению к Польше.
Вот теперь, когда попытки добиться точного повторения Мюнхенской сделки зашли в тупик, но Запад продемонстрировал свое одобрение «разумными» «мирными» предложениями Гитлера, он мог дать сигнал к началу военных действий. На сей раз попытки добиться территориальных приращений блефом и шантажом провалились. Дипломатическая игра Риббентропа, в ходе которой, как казалось немцам, Запад оказался нейтрализован, была завершена. 31 августа в 12.40 Гитлер назначил нападение на Польшу на завтрашний день.
Остальные эпизоды в польско-германских дипломатических отношениях, на которые ссылался Риббентроп, уже не могли изменить ход событий. Через 20 минут после приказа Гитлера в 1 час дня Липский попросил встречи с Риббентропом. В 3 часа дня статс-секретарь министерства иностранных дел Вайзсекер запросил Липского, имеет ли он полномочия для ведения переговоров. Ответ был отрицательным.
Риббентроп вспоминал: «Вечером 31 августа в 18 час. 30 мин. польский посол Липский имел разговор со мной. Он заявил, что польское правительство – «за предложение британского правительства»; официальный ответ германское правительство получит «вскоре». На вручение ему германских предложений, а тем более на какие-либо фактические переговоры или же только обсуждение Липский полномочий не имел, и он категорически подчеркнул это в беседе со мной».
«В тот же день, – писал Риббентроп, – польский министр иностранных дел устно заверил британского посла в Варшаве Кеннарда, что польский посол в Берлине не был уполномочен получить германские предложения».
Вечером 31 августа Гитлер приказал передать германские предложения по радио. Они были переданы 31 августа в 21 час 15 минут. Риббентроп утверждал, что «немедленный ответ варшавского радио звучал открытой провокацией». Варшава отвергала «бесстыдные предложения» Германии и, с возмущением отказываясь вести переговоры, объявляла, что в Берлине «напрасно ждали посланца Польши».
Обвиняя Великобританию и Польшу в срыве переговоров, Риббентроп писал: «Британское правительство не только не сделало в Варшаве ничего имеющего важное значение для решения германо-польской проблемы, но даже назвало возможный визит польского министра иностранных дел Бека в Берлин «нежелательным». Это говорит о явной боязни, что в результате обмена мнениями с Адольфом Гитлером Бек мог еще пойти на мирное урегулирование. Посол Липский, явно информированный о планах германских оппозиционных кругов, придерживался мнения, что «как только начнется война, в Германии произойдет путч», «Адольф Гитлер будет устранен» и польская армия самое позднее через 6 недель окажется в Берлине».
Хотя совершенно ясно, что позиция правительства Польши на протяжении всех событий международного кризиса 1939 года была нереалистичной, ответственность за развязывание войны несла нацистская Германия, агрессивные действия которой прикрывал «мирными» предложениями Риббентроп и его министерство.
В соответствии с приказом Гитлера от 31 августа нападение на Польшу началось 1 сентября в 4 часа 45 минут утра. Англия и Франция выразили в нотах свои протесты и сообщали Германии о возможных негативных последствиях ее действий. Тем временем стало известно о предложении Муссолини созвать конференцию 5 сентября для решения спорных вопросов. Дуче выдвигал в качестве условия для созыва передачу Данцига Германии. В Париже и Лондоне положительно прореагировали на инициативу Муссолини, но потребовали прекращения военных действий в Польше и отвода германских войск на свою территорию. Гитлер заявил, что даст ответ 3 сентября в полдень. Опять, казалось, что дело идет к новому Мюнхену, хотя и после начала военных действий.
Но тут произошли события, которые изменили поведение правительства Великобритании. В течение 2 сентября Чемберлен говорил в палате общин о возможности переговоров с Гитлером в случае отвода германских войск с польской земли. Однако члены палаты общин проявляли возмущение капитулянтской политикой Чемберлена. По словам Тейлора, «Галифакс предупредил Чемберлена, что его правительство будет отправлено в отставку, если оно не направит ультиматум Гитлеру». Лишь оказавшись перед угрозой падения, Чемберлен, несмотря на возражения французского правительства, направил Германии ультиматум. Такой резкий и неожиданный поворот в политике британского правительства стал следствием банкротства «мюнхенцев» и их политики по отношению к Германии.
В последние дни августа и в начале сентября 1939 г. Риббентроп, как знаток Англии, уверял Гитлера в том, что обещания Лондона выступить в защиту Польши – это пустые слова. Однако 3 сентября посол Великобритании в Германии Гендерсон прибыл в 9 часов утра в рейхсминистерство иностранных дел для вручения британской ноты, в которой содержалось требование прекращения военных действий Германии против Польши к 11 часам утра. В противном случае Великобритания заявляла о намерении объявить «состояние войны между двумя странами».
С текстом ноты переводчик рейхсминистерства П. Шмидт прибыл в рейхсканцелярию. Шмидт вспоминал: «Когда я вошел в комнату, Гитлер сидел за столом, а Риббентроп стоял у окна. Оба с выжидающим видом смотрели на меня. Я остановился на некотором расстоянии от стола Гитлера и затем медленно перевел британский ультиматум. Когда я закончил перевод, воцарилась тишина. Гитлер сидел недвижим, смотря перед собой остановившимся взглядом… После паузы, которая показалась мне вечностью, он повернулся к Риббентропу, который продолжал стоять у окна. «Ну и что теперь? – спросил Гитлер с перекошенным от ярости лицом. Всем своим видом он показывал, что министр иностранных дел ввел его в заблуждение относительно вероятной реакции Англии. Риббентроп спокойно ответил: «Я предполагаю, что французы вручат аналогичную ноту через час».
Покинув кабинет Гитлера, Шмидт попал в окружение других видных деятелей рейха, которым пересказал содержание английской ноты. Услыхав слова Шмидта, Геринг воскликнул: «Если мы проиграем эту войну, то пусть Бог смилуется над нами!» По словам Шмидта, «Геббельс стоял в углу, явно погруженный в мрачные размышления. Все остальные выглядели удрученными».
Чтобы компенсировать провал своей политики по отношению к Западу, Риббентроп стал требовать от СССР принять участие в войне с Польшей. Однако это требование никак не вытекало из советско-германского договора о ненападении, который не сделал Германию и СССР союзниками. Поэтому Советское правительство неизменно отвергало настойчивые требования рейхсминистра. Объясняя же причины вступления советских войск на земли Западной Украины и Западной Белоруссии, В. М. Молотов 17 сентября говорил о распаде польского государства, стремлении защитить братских украинцев и белорусов, а не о желании воевать против Польши.
