— Пойдем в кровать, — сказала она мягко.
— Скоро буду.
— Я не хотела тебя обидеть.
— Твои чувства оправданны.
— Я думала, тебе снится Вьетнам. Я слышала, как ты сказал «ложись!».
— Я не помню, что мне снилось, — солгал я, не в состоянии отвести взгляд от пироги, скрывающейся в пенистом водовороте.
Если только преступник сам не является в полицейский участок с чистосердечным признанием или его не ловят с поличным, с точки зрения доказательства вины существуют только два способа раскрыть преступление и привлечь виновного к суду. Либо детектива к преступнику приводит цепочка улик и доказательств, либо полицейский начинает с преступника, и ретроспективно по уликам следует обратно к преступлению. Пока что у меня не было никаких убедительных улик, связывающих Пьера Дюпре с Ти Джоли Мелтон или ее сестрой Блу. Но одну вещь о нем я знал совершенно точно: он лжец. Во-первых, он заявляет, что не знает Ти Джоли, но изображенная на его картине обнаженная женщина на софе как две капли воды на нее похожа. Во-вторых, он говорит, что уже много лет как избавился от сейфа, в котором Фрэнки Джиакано нашел долговую расписку Клета Персела.
Так с чего же начать, если хочешь узнать все о мужчине, чьи физические габариты и скрытая злость сбивают спесь с большинства других мужчин?
Возможно, стоило начать с его жены, которая вот-вот должна была стать бывшей.
Варина Лебуф-Дюпре в свое время являлась объектом эротических снов для всех без исключения представителей мужской половины студенческой братии Луизианского государственного университета. К двадцати пяти годам она доказала, что умело разбивает сердца, опустошает банковские счета и добивается особого успеха в культуре мужчин, в которой женщинами, может, временами и восхищаются, но обычно воспринимают их как приобретение или трофей. Эта девушка ничем не напоминала своего отца, детектива в отставке из полицейского управления округа Иберия. Одно упоминание его имени заставляло чернокожих опускать взгляд, чтобы скрыть страх и отвращение, которые он у них вызывал. Джессе Лебуф назвал свою дочь по имени жены Джефферсона Дэвиса — я так подозреваю, в надежде на то, что это позволит ей достичь того социального статуса, на какой не мог надеяться ни он сам, ни его жена. К несчастью для него, Варина Лебуф любила поступать по-своему, ей было наплевать на свой социальный статус, и она любила, чтобы об этом знали все. В колледже его дочь завивала свои темно-каштановые волосы в дреды и закручивала их вокруг головы, иногда вплетая в них бусины Марди Гра. На танцах она была в приятных на вид платьях, в церкви же — джинсы и розовые кроссовки, а однажды, когда пастор попросил ее встретить в аэропорту знаменитого телевизионного евангелиста, она прибыла в терминал Лафайетт босиком и без бюстгальтера, в вечернем платье, стекавшем с ее фигуры, словно шербет.
Она была столь же скандальна, сколь и прекрасна, и любила надувать губки, заставляя окружающих мужчин страдать от желания впиться в ее рот поцелуем. Некоторые осуждали ее за развратность, но Варина Лебуф всегда вступала в новые отношения без злости или нужды и таким же образом их заканчивала. Хоть она и слыла девушкой, разбивающей сердца, я ни разу не слышал, чтобы хоть один из ее бывших любовников плохо о ней отзывался. На юге Америки бытует грубое выражение, часто используемое для описания возникшего на плантациях протокола брачных и внебрачных отношений. Это весьма оскорбительное и вульгарное выражение, как правило, произносится лишь шепотом, но там, где я вырос, ничто так точно не отражает реальность: «Женишься на тех, кто выше, трахаешь тех, кто ниже». Я слышал, как некоторые женщины говорили, что Варина, выходя замуж, прыгнула выше головы. Я не согласен с этим. Но я точно так же не понимаю, зачем она вышла замуж за отпрыска семьи Дюпре и зачем она переехала в округ Святой Марии, где традиции, соглашательство и низкопоклонство были основополагающими институтами общества.
Утром в понедельник я покинул офис и отправился на своем пикапе в Сайперморт-Пойнт, узкую полоску земли, врезающуюся в залив Вест-Кот-Бланш, где среди кипарисов и дубов в пляжном доме на сваях жил отец Варины. Джессе Лебуф был каджуном, но происходил из Северной Луизианы и был таким законником, к которому другие копы относились скорее с осторожностью, нежели с уважением. Точно так же можно относиться к непредсказуемой сторожевой собаке, или к следователю-садисту, чье присутствие в изоляторе заставляет арестованных дрожать от страха и волнения, или к стрелку на вертолете, добровольно отправляющемуся в каждую командировку в зоны свободного огня, лишь бы пострелять. Джессе всю жизнь травил себя виски и сигаретами, но не выказывал заметных признаков физического разрушения. Когда я нашел его на заднем крыльце, он задумчиво вглядывался в залив, попыхивая сигаретой без фильтра, его катерок покачивался на волнах у небольшого причала. Он поднялся и поздоровался со мной — моя ладонь утонула в его ручище, невозмутимостью лица он напоминал паровой котел, плоская стрижка ежиком блестела от воска.
— Хочешь знать, где моя девочка? — спросил он.
Я оставил ему сообщение на автоответчике и не понимал, почему ему было просто мне не позвонить, но Джессе был не тем человеком, чьи мотивации можно было открыто обсуждать.
— Приятный выдался денек, вот я и решил прокатиться, — ответил я.
Он подвинул стул в мою сторону и спросил:
— Выпить хочешь?
— Я только хотел задать мисс Варине пару вопросов о ее муже.
— Я бы на твоем месте оставил его в покое. Если только ты не собираешься его подстрелить.
— У меня есть основания считать, что у него связи с семьей Джиакано.
Он выдал густой клуб дыма и засмеялся в его завесе:
— Ты это серьезно?
— Думаете, Пьер не стал бы путаться с преступниками?
— Семейка Дюпре не путается ни с какими меньшинствами, тем более с макаронниками в Новом Орлеане. Моей дочери этого добра по горло хватило.
— Какого?
— Такого, что семейка Дюпре считает, что их дерьмо не воняет. Единственный случай, когда они снизойдут до других классов, это если кого-то из них заинтересует чей-то аппетитный зад.
— Вы говорите о Пьере?
— Моя дочь избавляется от них, и это единственное, что имеет значение, — бывший детектив посмотрел вслед лодке с работягами с нефтяных вышек, пересекающей залив. Он сделал последнюю затяжку и щелчком отправил бычок в воду.
— Неужели им мало этого разлива нефти? Вчера вечером мои ловушки на крабов были полны под завязку, но когда я начал их варить, у всех под панцирем оказалась нефть. Я слышал, что с устричными полями то же самое. Говорят, на континентальный шельф идет целый фронт шлама и прочего дерьма. — Джессе зажег еще одну сигарету и сделал затяжку, медленно выпуская дым.
— Я думаю, Пьер Дюпре нечист, — сказал я.
— Нечист в каком плане?
— Я пока не уверен.
— Похоже, у тебя проблемы.
