Дьякон с женой
Необходимо отметить, что, несмотря на государственный характер православия, другие признанные в стране вероисповедания обладали полными правами. Протестантские церкви (лютеранство и т. д.) были совершенно автономны, и даже католическая церковь, хотя большинство католиков были поляки, заведомо нелояльные к Российскому государству, имела свои епархии с епископатом, духовные семинарии и академию, в столице находился папский легат (посол). Почти все монашеские ордены имели свои монастыри, кроме иезуитов, изгнанных из России в 20-х гг. XIX в. Католики подвергались незначительным ограничениям на военной службе (практически не было производства старших офицеров в генеральские чины), да в конце XIX в. для католиков была введена процентная норма в российских университетах. Мусульмане же вообще не подвергались никаким ограничениям, имея свою духовную иерархию и духовные школы (медресе). Даже евреи иудейского вероисповедания могли открывать синагоги и избирать для отправления религиозных обрядов и духовного суда (а практически и «домашнего» суда по мелким бытовым вопросам) раввинов, а в черте оседлости существовали еврейские духовные начальные и средние школы – хедеры и иешеботы. При Николае I был открыт Еврейский педагогический институт для подготовки казенных раввинов, но еврейские самоуправляющиеся общины, кагалы, рядом с ними могли избирать своих раввинов, так что казенный раввин вел только документацию. В Юго-Западном крае существовала даже любопытная должность «ученого еврея» при губернаторе, который выступал советником по делам, связанным с еврейским населением; такая же должность была при министре народного просвещения. Между тем иудаизм был наиболее гонимой религией. Ограничения для иудеев прежде всего заключались в существовании черты оседлости, за пределами которой, однако, могли свободно проживать евреи с высшим образованием, купцы 1-й гильдии с семействами, приказчиками и прислугой, отставные солдаты (служившие по рекрутским наборам) и ремесленники, занимающиеся производствами, в которых не хватало специалистов-христиан (кроме винокурения). Во второй половине XIX в. от политики ассимиляции евреев иудейского вероисповедания постепенно совершается переход к политике их изоляции: для них была введена процентная норма в высших учебных заведениях (разного уровня в различных заведениях, но везде превышавшая процентное соотношение иудеев и христиан), Александр III запретил производство иудеев в офицерские чины. Хотя иудеи могли носить традиционное платье и прическу (пейсы, еломок (ермолку), лапсердак, короткие штаны с белыми чулками и «патынки» (туфли) и употреблять кошерную пищу, то и другое облагалось особыми налогами (коробочным сбором с портных и налогом с резников, особым образом забивавших скот и птицу, чтобы спустить кровь). Здесь употребляется термин «иудей» потому, что этнический еврей неиудейского вероисповедания не рассматривался, как еврей, а как русский.
Преследованиям подвергались не иноверцы, а отступления от религии. Так, когда в 40-х гг. XIX в. в Юго-Западном крае стало быстро распространяться мистическое течение в иудаизме – хасидизм, русское правительство, не вмешивавшееся в дела иудейской религии, выслало по просьбе раввината из страны зачинателя этого течения – цадика Шнеерсона из Любавичей. Наиболее же серьезным преследованиям подвергались отступления от православия, и горше всего пришлось именно православным, но старообрядцам, на которых при Николае I обрушились кары, вплоть до закрытия скитов и ссылки в Сибирь «перемазавшихся» беглых из православия попов. Переход из православия в иные вероисповедания, даже и христианские, не говоря о нехристианских, не допускался ни при каких обстоятельствах. Зато переход в православие поощрялся, и еврей-выкрест не только получал все гражданские права, но и некоторые существенные блага, например освобождение от рекрутчины и поддержку какой-либо светской дамы-патронессы или местного архиерея.
Горько пришлось, особенно при Николае I, и униатам Юго-Западного края: закрывались униатские епархии, в административном порядке преследовались духовенство и сами униаты, как бы отступившие от православия. Во второй половине XIX в. преследования униатов и старообрядцев ослабли, а старообрядчество в 1907 г. даже получило права гражданства; но гонения на униатов при Николае II даже усилились вследствие травли их со стороны черносотенцев и особенно православного духовенства, болезненно переживавшего утерю части паствы вместе с доходами, которые она приносила. Практически вне закона были сектанты, рассматривавшиеся как вероотступники. Не только секты изуверские, вроде скопцов и хлыстов, но и совершенно безобидные молокане и толстовцы подвергались преследованиям. Так, принадлежность к скопчеству влекла за собой лишение всех прав состояния и ссылку в отдаленные места Восточной Сибири без права помилования даже при раскаянии; совращение в скопчество, сопряженное с оскоплением, каралось каторгой до шести лет, а насильственное оскопление – до 15 лет. Но здесь с правительством еще можно было согласиться. Однако духоборы, всего лишь не признававшие первородного греха, причащение, рай и ад понимавшие духовно, не призывавшие на помощь Богородицу и святых, не молившиеся за умерших и не признававшие икон, а богослужение в форме чтения молитв и псалмов совершавшие в обычной комнате (то есть отвергавшие посредничество духовенства), подлежали ссылке. Выделившиеся из духоборчества молокане, также отрицавшие официальную церковь с ее иерархией, таинствами, обрядами, почитанием святых и мощей и видевшие источник вероучения в Священном Писании Ветхого и Нового завета, а в качестве архиерея признававшие только Иисуса Христа, были сосланы на Кавказ. Рьяно разыскивали и искореняли православные попы и еще одно рационалистическое течение в христианстве – штундизм, нынешний вполне безобидный баптизм.
Вообще православное духовенство в массе активно выступало в качестве духовной жандармерии, выискивая отступления от веры и донося на вероотступников, хотя, с другой стороны, и брало взятки с тех же старообрядцев, до поры, до времени закрывая на них глаза.
Безусловно, не все духовные лица были чиновниками и инквизиторами: люди есть люди. И неприязнь прихожан к церкви отнюдь не означала отторжения веры вообще. Во всех слоях общества были и искренне и глубоко веровавшие люди, веровавшие в дух Христова учения, а не в букву; но было, в образованной части общества, в том числе среди аристократии, немало и атеистов, иногда даже кичившихся своим неверием. Бóльшая же часть населения исполняла церковные обряды и молилась по традиции или по усвоенной с детства привычке, автоматически, не вдумываясь в слова молитв.
Неприязнь и неуважение к малограмотным, невоспитанным, равнодушным и часто грубым и жадным «попам», как называли нередко все духовенство вкупе, и душевная потребность в теплой и искренней вере вызвали среди городского, в основном высокообразованного, населения поиски личного Бога, веры без посредников. Еще во второй половине XVIII в. широко распространилось масонское учение, целью которого было – «тесание грубого камня сердца», духовное самосовершенствование через мистические размышления, поиски личного Бога и слияние с Богом. Масонством была охвачена значительная часть дворянства, прежде всего его верхушка, и среди видных масонов были представители громких фамилий и высокопоставленные чиновники. В числе первых русских масонов, кроме знатных имен князя Романа Воронцова (отца знаменитой княгини Е. Дашковой), Голицыных, Трубецких и других, мы видим и виднейших представителей раннего русского Просвещения: А. П. Сумарокова, будущих историков князя М. М. Щербатова и И. Н. Болтина; в екатерининские времена среди масонов «высокого градуса» – князья А. Б. Куракин, Г. П. Гагарин, Н. Н. и Ю. Н. Трубецкие, граф П. А. Татищев, сенатор князь И. В. Лопухин, наш известнейший просветитель, книгоиздатель Н. И. Новиков, М. М. Херасков, И. П. Тургенев, И. П. Елагин, А. М. Кутузов и др. И в XIX в., особенно в первой его четверти, масонство сохраняло массовый характер, вбирая огромное количество гвардейского офицерства и столичного чиновничества. Можно сказать, что быть масоном стало модным. И хотя вскоре правительство потребовало от всех государственных служащих подписки о непринадлежности к тайным обществам, а в Николаевскую эпоху масонство оказалось под большим подозрением ввиду принадлежности к нему всего руководства декабристов, еще в 30 – 40-х гг. оно сохранялось, угасая постепенно к середине XIX в. Правда, в это время в него влилось и немало равнодушных к вере, видевших в своем масонстве лишь средство для карьеры: братья по ложам должны были помогать друг другу и в жизни.
