— Завалили гады нашего кормильца! — вскинув мутный взгляд на оперативников, выкрикнула Куксина и запричитала пуще прежнего: — И на кого же, солдатик, ты нас поки-и-инул?! И чего же мы без тебя будем дела-а-ать?..
Борис Медников присел на корточки.
Обхватив пальцами кисть руки потерпевшего, стал прощупывать пульс. Вскоре он поднялся и тихо сказал Бирюкову:
— Можно везти в морг.
— И-и-и-а-а-а!.. — прижав ладони к лицу, визгливо затянула Капитолина.
— Как это произошло? — спросил ее Бирюков.
Куксина, будто не расслышав, продолжала тянуть похожий на завывание плач. Не дождавшись ответа, Бирюков обратился к Эмме:
— Вы можете что-то рассказать?
Та испуганно оглянулась и показала на скамейку в дальнем конце аллеи:
— Мы с мамой сели там покурить, а Солдатыч пошел в магазин за бутылкой. Тут его и чикнули.
— Кто?
— То ли горбатая бабка в зеленой кофте, то ли урка в коротком сером пиджаке. Мы не видели, кто из них пырнул ножом.
— Не ваш Никита? — быстро вставил Голубев.
Эмма с недоумением посмотрела на него:
— Ты чо бредишь? Никита в колонии сидит.
— Разве после освобождения он домой не заглядывал? — мгновенно схитрил Слава.
— А че ему дома делать?
— Ну, как что… родных проведать.
— На фига нам такой родственник. Самим жрать нечего.
Поняв, что выяснять у Куксиных картину происшедшего бесполезно, Голубев сказал Бирюкову:
— Пойду, Игнатьич, в народ. Может, среди толпы отыщу очевидцев.
— Действуй оперативно, — ответил Бирюков. — Если найдутся свидетели, Лимакин официально запишет их показания.
«Горбатую бабку в зеленой кофте» Слава увидел сразу, как только вышел из кленовой аллеи. Сгорбленная возрастом, близким к восьмидесяти годам, невысокая старушка, вероятно, не в первый раз рассказывала окружившим ее женщинам одно и то же:
— Да я уже подробно говорила… Деду своему собралась завтра сороковины справить. Не помянуть по-христиански упокойника в сороковой день — грех большой. А без рюмки по русскому обычаю поминки — не поминки. Вот и пошла сюда за поллитровкой. Иду по дорожке между кленов, а жиган из кустов вынырнул и — ножик мне к горлу: «Давай, бабка, кошелек!» Не поверите, женщины, от страха и сумку с деньгами выронила. Жиган согнулся, чтобы схватить ее, а неведомо как возникший рядом солдат за шиворот жигана — цап! А жиган сразу ножиком солдата — тык…
— С неба тот солдат свалился, что ли? — послышался недоверчивый женский голос.
Старушка перекрестилась:
— Истинный Бог, не знаю, как Господь успел его подсунуть на верную смерть. Когда по скверу мимо скамейки проходила, солдатик, царство ему небесное, сидел там с двумя женщинами. Или он сразу за мной пошел, или прытко подбежал, увидев разбойника, с испугу не могу, бабоньки, сообразить.
— Деньги пропали?
— Упер, сукин сын, кошелек. В нем и денег-то было на одну поллитровку да на килограмм вареной колбасы. Из-за такого пустяка зарезать человека — это ж невозможно представить, какое безобразие…
— Как тот «разбойник» выглядел? — вмешался в разговор Голубев.
— Наружностью не очень страшный. Мой покойный старик называл таких жиганов окурками.
— Одет как?
— Одежка неплохая. И серый пиджак, и светлые штаны новые, но тесноваты.
— Лицо какое?
— Вроде бы в конопушках.
— Зубы не щербатые?
— Вот этого со страху не запомнила. Как ножик увидала, в глазах стало темно.
— Один был?
— Ага. Из кустов так скоро вынырнул, будто караулил меня. Мигом сотворил убийство и опять в кусты ушмыгнул.
— Ошибаешься, старая, — солидным баском сказал стоявший среди женщин щуплый мужчина пенсионного возраста и посмотрел на Голубева серыми навеселе глазами. — Здесь, браток, целая банда рэкетиров орудовала. Я сам на их финку чуть не нарвался. Так же, как бабка, шел через сквер, извиняюсь, в винный магазин. Посередь сквера меня не один, а двое бандитов защучили. С правой стороны аллеи выскочил «окурок» в сером пиджаке, а с левой — громила в черной рубахе. И оба с одним и тем же вопросом: «Кошелек или жизнь?!» Тут я им и раскошелился… — мужчина разом вывернул пустые карманы брюк. — Вот так вот. Мол, извиняйте, братки: чем богаты, тем и рады. Общупали они меня со всех сторон, будто омоновцы наркомана, и отпустили, поддав пинка, извиняюсь, под зад.
— Зачем же ты в винный магазин шел? — спросила недоверчивая женщина.
— Ежику понятно, не за губной помадой.
— Без денег хотел бутылку взять?
— Денежка при мне имелась, да я всегда прячу заначку в таком загашнике, что не только бандиты — родная супруга найти не может. А она ищейка опытная.
— Ох, окаянное время, — вздохнула женщина. — На каждом шагу грабят. Без охраны страшно из дому выходить.
— Нынче самая надежная охрана — бедность. Если деньжат нету, никакому грабителю ты, милая гражданочка, не интересна. Живи и весело посвистывай… — мужчина вновь повернулся к Голубеву. — А рэкетиры, видать, птицы большого полета. С места убийства драпанули на черной иномарке с темными стеклами.
Голубев усмехнулся:
— «Большие птицы» у пенсионеров карманы не выворачивают.
— Так-то оно так, да может быть и по-другому. Насчет импортной машины не вру. Не с чужих слов, своими глазами видел их поспешный драп-скачок. Признаться, после рэкетирского досмотра у меня внутри подозрительно забурчало. Чтобы не расхвораться, извиняюсь, медвежьей болезнью, я прислонился спиной к клену на выходе из сквера. Возле винного магазина стояли две иномарки. Одна — большая черная, другая — поменьше, серебристая. У черной машины движок на холостом ходу работал. Иными словами, она была готова к тому, чтобы рвануть с места в карьер. Вот в ней и умчались грабители-убийцы. Следом за ними в серебристой иномарке улизнул на всем газу хозяин магазина с каким-то крутым парнем.
— По вашим словам выходит, что Всеволод Красноперов заодно с уголовниками? — удивленно спросил Голубев.
— Так мне показалось, — не задумываясь, ответил мужчина. — Я давно Севку знаю. Жулик — пробу негде поставить. Ему лишь бы звонкую монету зашибить, а каким способом и в какой компании — неважно. Додумался, ловкач, под видом французских напитков продавать всякую гадость. От нее того и гляди загнешься.
— Надо употреблять чай, тогда и загибаться перестанете, — миролюбиво сказала старушка, у которой отняли деньги.
— Много ты, бабка, о мужском вкусе знаешь!
— Много не много, а дурное не посоветую.
— Надо подсказать президенту, чтобы взял тебя в советники, — съязвил мужчина.
