— Обойдемся без «захватчиков», — сказал Бирюков. — Втроем поедем…
Минут через двадцать после этого разговора прокурорские «жигули» остановились на улице Гражданской у бревенчатого домика с полуразвалившейся надворной постройкой. Оставив шофера в машине, Бирюков с Лимакиным и Голубевым направились в жилище Синякова. То ли день для розыска выдался везучий, то ли нечистой силе надоело играть со следствием в прятки, но внезапное озарение Славы Голубева оказалось настоящим провидением.
В тесной кухоньке за обеденным столом с немудреной закуской Витя Синяков допивал поллитровку «Столичной» в компании с круглолицым парнем, широкие плечи которого и бугристо выпирающие бицепсы плотно обтягивала давно не стиранная тельняшка. Правая штанина камуфляжных брюк на парне была закатана выше щиколотки, обнажая свежезабинтованную ступню. Возникшую немую сцену нарушил Голубев. Глядя в расширенные глаза удивленно уставившегося на него Синякова, Слава осуждающе покачал головой:
— Ну, Витюшка, ты даешь дрозда! Вот, оказывается, какая «мамка» поранила ногу. — И повернулся к парню: — Если не ошибаюсь, брокер Алтынов?..
— Чего? — будто не понял парень.
— Предъявите документы, — попросил Бирюков.
Парень показал на висевшую у входной двери камуфляжную куртку:
— Там мой документ.
Следователь Лимакин, проверив карманы куртки, подал Бирюкову стандартную справку, выданную исправительно-трудовой колонией осужденному Дмитрию Алтынову в связи с отбытием срока наказания.
— Паспорта нет? — спросил Бирюков.
— Не успел получить, — ответил парень. — Еще не определился с местом жительства.
— Долго определяетесь.
— Быстро сказки сказываются. Хотел в Новосибирске обосноваться, да не получилось.
— Почему не в Кузнецке?
— В родном городе мне делать нечего. Там все население разделилось на воров и охранников. Ни к тем, ни к другим не хочу примыкать.
— Могли бы примкнуть к шахтерам.
— Я не дурак, чтобы задарма под землей жизнь укорачивать. Шахты теперь, как братские могилы.
— В наши края с какой целью второй раз наведались?
— Почему второй?.. Впервые к Вите заглянул. Думал, работенку здесь подыщу, да ногу совсем некстати поранил…
— Купался Митяй в речке и на разбитую бутылку наступил, — торопливо добавил Синяков.
— Витя, не суфлируй! — одернул его Голубев.
— В натуре, так, — буркнул Алтынов.
Бирюков пригляделся к стоявшим у порога большим кроссовкам:
— Это ваша обувь?
— Ну.
— По-моему, испачканная кровью правая кроссовка прострелена пулей. Придется вас задержать. Собирайтесь, поедете с нами.
Растерянное выражение на лице Алтынова сменилось испугом.
— Собственно, а в чем дело? — спросил он.
— О всех ваших делах поговорим в прокуратуре. — Бирюков повернулся к Лимакину: — Обувь задержанного — на экспертизу.
Алтынов насупился:
— Босиком, что ли, мне ехать?
Голубев сказал Синякову:
— Сообрази-ка корешу какие-нибудь обутки.
— В сенях старые галоши в аккурат ему подойдут, — угодливо проговорил Синяк.
Глава XXIII
Борис Медников, оглядев поврежденную ступню Алтынова, заявил, что это не что иное, как огнестрельное ранение, полученное не более суток назад. К счастью потерпевшего, пуля прошла через мякоть пятки и не задела кости стопы. Обработав и профессионально забинтовав рану, судмедэксперт без проволочек подготовил официальное заключение.
На допросе в прокуратуре Алтынов попытался изобразить недоумение по поводу медицинской экспертизы, однако Бирюков сразу одернул его:
— О купании и разбитой бутылке можете сочинять Синякову. У нас такие сказки не проходят.
— Про бутылку Витя Синяк сам от фонаря брякнул, а я сдуру повторил за ним, как попугай, — виновато усмехнулся Митяй и с болезненной гримасой уставился на забинтованную пятку. — Откровенно говоря, случайно под шальную пулю угодил. Шел вчера по тихой улице. Вдруг между встречными машинами автоматная стрельба началась. Чтобы не пришили по ошибке, бросился в переулок, а бандиты вдогонку мне очередь засобачили. Сгоряча даже не почувствовал рану. Хватился, когда уж к Синяку домой прибежал.
— Эта легенда ближе к истине, — сказал Бирюков.
— Правда, так было.
— Чтобы добраться до правды, давайте начнем наш разговор с того момента, когда после освобождения из колонии вы с Куксиным приехали электричкой в райцентр и представились здесь брокерами.
— Чего? — будто удивился Алтынов. — Я ведь уже говорил, что вчера первый раз сюда приехал.
— Не хотите говорить с начала, начнем с конца. Где вы скрывались после выхода из колонии?
— Нигде не скрывался. Жил у друзей в Новосибирске и ничего криминального за это время не сделал.
— Адрес друзей назовите.
— Не могу.
— Значит, лжете.
— Ну вот еще… Ребята не в ладах с правоохранительными органами. Нечестно предавать тех, кто приютил на первых порах после отбытия наказания.
— Уголовная «честь» для вас дороже гражданской совести?
— Совесть совестью, а закладывать друзей не хочу. Они и без моей наводки погорят. Пусть сами решают свои проблемы.
— В камуфляж друзья вас нарядили?
— Сам в военторге купил.
— На какие средства?
— Не совсем же с пустыми карманами я из колонии вышел. Кое-что подработал.
— С Синяковым как познакомились?
— Друзья дали Витин адрес.
— Раньше у него никогда не были?
— Нет, конечно.
— А вчера, случайно попав под стрельбу, прибежали прямо к его дому?
— Ну, так получилось.
— В такую случайность трудно поверить.
— Я говорю так, как было.
— На самом деле, было совсем по-другому. Чтобы не мусолить сказку про белого бычка, скажу прямо: следствию известны все ваши похождения после того, как вы приехали с Никитой Куксиным в райцентр. Поэтому мой вам совет: не мутите зря воду, запутаетесь во лжи еще больше. А чистосердечное раскаяние смягчает ответственность за совершенное преступление.
— Однажды я уже каялся. За это три года в колонии отмотал.
— Если бы не покаялись, «мотали» бы лет шесть.
— Чо теперь гадать: если бы да кабы…
Бирюков снял телефонную трубку и набрал номер эксперта-криминалиста. Услышав голос Тимохиной, спросил:
