— Кто тут по гаражу колесил? — обратился к Кетькалову Таран.
— Наверное, Морев своего «Лэнд Краузера» загонял, — мрачно ответил тот.
— Зачем?
— Спроси его.
— Он что, ночевал на даче?
— Я за ним оперативного наблюдения не вел.
— Напрасно. Рядом с джиповскими следами не твоей «ауди» след?
— Я туда не заезжал.
— А кто там ездил?
— Кто-то на легковой…
— Сам вижу, что не на «Колхиде» с прицепом.
— Ну а чего спрашиваешь?.. Задавай эти вопросы Мореву.
— Задал бы, но… вчера Вадим Георгиевич приговорил себя к смертной казни через повешение.
— Странно… Мне о таком намерении он не докладывал, — равнодушно проговорил Кетькалов, как будто это сообщение для него не было новостью или совершенно ничего не значило.
— Тебя, кажется, не печалит столь скорбный факт?
— Я не плакальщица, чтобы по каждому смертнику слезы лить.
— Вы же друзья были…
— У меня таких друзей — до Москвы на четвереньках не переставить.
— Неразборчивость в дружеских связях обычно приводит к дурным последствиям.
— Не читай мораль.
— Сами с усами?
— Хотя и без усов, но соображаю не хуже тебя. Что касается промашки с Моревым, то, как говорится, и на старуху бывает проруха.
— Смотря какая старушка. Если как Алевтина Тарасовна, то там сплошные «прорухи».
— Не плети, Анатолий Викторович, лишнего.
— Сам ты, Леонид Юрьевич, заплелся в очень скверную историю.
Пока подполковник Таран разговаривал с Кетькаловым, Лимакин, Слава Голубев и Бирюков внимательно осматривали правую часть гаража. Здесь у зарешеченного окна возле тонконогого столика стояли две табуретки. На столике — электрический чайник «Тефаль», два фарфоровых бокала, эмалированные кастрюля и миска с двумя лежавшими в ней ложками. Возле миски валялась пустая разорванная пополам красная пачка от сигарет «Прима» и стояла жестянка из-под импортной тушенки, полная окурков да жженых спичек. За столом, в углу, выстроились в три ряда пустые бутылки с этикетками водки «Распутин» и много опустошенных пивных банок «Факс». Стоявшая тут же плетеная корзинка для мусора была наполнена доверху разорванными упаковками пищевых концентратов, чая, раздавленными спичечными коробками и пустыми консервными банками.
Левее стола, у стены, на широкой тахте лежали две небольшие подушки без наволочек, новое байковое одеяло и два матраса. Один из них — в бело-зеленом полосатем чехле, другой — без матрасника. Напротив окна была отгорожена туалетная комната с унитазом и умывальником. Рядом с закрывающейся на шпингалет дверью стояла переносная металлическая вешалка. На ней висели камуфляжный комплект армейского обмундирования и небольшого размера мужской пиджак светло-серого цвета с такими же брюками.
— Антон Игнатьич, это же костюмчик карманника Синякова, который Витя проиграл в карты Алтынову, — сказал Слава Голубев. — Потом в него нарядился Никита Куксин.
— Возможно, но во время нападения на автобус Куксин выступал в другом наряде.
— Вероятно, чтобы не засыпаться, сменил имидж. Зато, когда зарезал Солдата Солдатыча и умчался из райцентра на красноперовском джипе, по свидетельским показаниям, Никита был в сером костюме.
К разговору подключился Лимакин:
— Вот здесь Алтынов с Куксиным и жили.
— Удобное место, дьяволы, нашли, — добавил Таран. — Мы искали их по воровским малинам, а они под надежной крышей начальника вневедомственной охраны залегли. Трудно поверить, что родная милиция бережет находящихся в розыске преступников…
— Это моревские проделки! — возмущенно сказал Кетькалов.
Подполковник смерил его осуждающим взглядом:
— При твоем попустительстве или, скорее всего, в сговоре с ним.
— Ты наговоришь!
— Это же тебе и судьи скажут, — Таран указал на висевший на вешалке камуфляж. — Твой?..
— Мой.
— Для какой цели держишь?
— Для охоты на уток.
— Не с «калашниковским» автоматом охотишься?
— Нет, с ижевским гладкоствольным.
— А цивильный костюмчик чей?
— Не знаю.
— Скажи откровенно: кто здесь у тебя жил?
— Наверное, Морев каких-то заложников прятал.
При осмотре костюма обнаружили справку Никиты Куксина об освобождении его из исправительно-трудовой колонии, а из кармана камуфляжной куртки следователь Лимакин достал стреляную гильзу от пистолета Макарова. Таран тотчас спросил Кетькалова:
— Ты, кажется, не только на уток охотишься?
— Кто-то подсунул, чтобы скомпрометировать меня, — растерянно ответил майор.
— Надеюсь, не станешь утверждать, будто мы такую свинью тебе подложили?
— Не стану.
— Тогда выскажи хотя бы предположение, кому понадобилось запачкать твою репутацию.
— Наверное, Мореву или его соучастникам, которых, к сожалению, не знаю.
— А где они прячут награбленное, знаешь?
Кетькалов, недолго поколебавшись, сказал обреченным голосом:
— Хранили в подвале под замком.
— Где этот подвал?
— Лаз в него — под тахтой, но там сейчас ничего нет. Вчера, обнаружив тайник, я переложил матрасник со шмотками в багажник своей машины. Хотел отвезти в милицию, чтобы сдать как вещественное доказательство о преступной деятельностиMoрева.
— Почему же не отвез?
— Сегодня собирался это сделать.
— Легенда красивая, но малоубедительная.
— Не нравится — придумай лучше.
— Я не выдумщик, чтобы сказки сочинять. Открой, пожалуйста, у «ауди» багажник…
В полосатом матраснике оказались два японских магнитофона «шарп» в заводских картонных упаковках, два новых джинсовых костюма, хромовые офицерские сапоги и полиэтиленовый пакет с дешевой бижутерией в виде клипс, сережек, крестиков на цепочках, колец и перстней с разноцветными стекляшками. Ни денег, ни;дорогостоящих украшений не было. На вопрос — куда они подевались? — Кетькалов пожал плечами.
Зашедший в гараж из любопытства Федя Жильцов, разглядывая содержимое матрасника, усмехнулся:
— Некоторые вещи, которые «челноки» везли на барахолку для продажи, и бабулькины сапоги здесь. Поддельные цацки тоже тут, а моего фальшивого креста нету. Видать, кому-то из бандитов приглянулся.
— Денежки твои тоже плакали, — сказал Таран и сразу спросил: — С этим мешком бандиты были?
— С этим, — Жильцов показал на тахту, где один из матрасов лежал без чехла. — Вон откуда его стянули.
