Зато посольские мужчины решили, что Цыси пытается подкупить их женщин, и обратились ко двору с требованием в будущем больше подобных даров им не подносить. Роберт Харт отметил: «Все такие аудиенции проходили настолько успешно, что их противники считали подобные мероприятия слишком слащавыми и поэтому подозревали их устроителей в неискренности». Они обвиняли Цыси в попытке «подольститься к иностранцам и в заискивании, чтобы к ней лучше относились власти западных держав». Разумеется, с наличием у нее такого расчета спорить трудно. Однако приведем слова Сары Конгер: «Этот исторический день не мог кому-то повредить…» Последовали новые жесты доброй воли, прежде всего приглашения дипломатов в Западный и Восточный мавзолеи, в Летний дворец и даже в Запретный город. Когда посетители приходили в ее палаты, на самых почетных местах они видели дары из их стран. Когда позвали русского посла, его взору предстали на столе вдовствующей императрицы портреты царя и царицы России. Для британского посла вывешивали две гравюры на стали королевы Виктории. На одной ее изобразили в королевском наряде при всех регалиях, а на другой с великим принцем Альбертом в окружении детей и внуков. Рядом ставили музыкальную шкатулку и прочие подарки от королевы. Вместо обычной для нее статуэтки Будды из белого и зеленого нефрита выставляли напоказ многочисленные европейские часы.
Вторая встреча Цыси с женами дипломатов была для Сары Конгер «полной женственного значения». Вдовствующая императрица пошла на самый незаурядный по тем временам шаг, пригласив заморских дам в личное пространство своей опочивальни. «Когда нас провели в самое сокровенное для империи помещение, ее величество выглядела совершенно польщенной, она махнула рукой в сторону роскошно задрапированного и заваленного подушками кана, сооруженного в углу вытянутой комнаты». Кан – это подогреваемая кирпичная лежанка, на которой можно сидеть. И она была любимым местом Цыси. Там, как будто из озорства, она раздала женщинам новые подарки: «Ее величество устроилась на кане и подала мне и другим женщинам знак сделать то же самое. Она взяла с полки маленького нефритового мальчика, сунула его мне в руку и своими действиями как бы сказала: «Никому не говори!» Я взяла эту прелестную вещицу домой и теперь очень ею дорожу. Она послужила проявлением доброй воли, и я не собираюсь отказываться от такой мысли. Я на самом деле благодарна судьбе за то, что мне посчастливилось стать свидетелем пребывания в добром расположении духа этой женщины, которую весь мир совсем несправедливо осудил».
На этом подарки не закончились. Все знали о большом увлечении миссис Конгер собаками породы пекинес, и «забавного черного песика» доставили в американское посольство в «корзине с красной атласной подстилкой». Для комплекта прилагалось снаряжение в золотых застежках с длинным золотым поводком и с золотым крюком. По случаю рождения внучки миссис Конгер Цыси прислала «коробочки из желтого шелка с двумя красивыми украшениями из нефрита… то были первые ее подарки новорожденным иностранцам».
Периодически в посольства с добрыми пожеланиями от Цыси поставлялись пионы и орхидеи в горшках, корзины фруктов из ее собственных огородов и садов, коробки пирожных и шарики чая. На китайский Новый год семьям дипломатов доставили рыбу, считавшуюся символом процветания, так как по звучанию в китайском языке это слово совпадает со словом «изобилие». Дипломаты американского посольства получили огромную рыбину: без малого 3 метров длиной и весом 164 килограмма. Своими чисто китайскими методами вдовствующая императрица пыталась наладить добрые отношения, и в Саре Конгер она нашла самого ценного соратника. Та, без сомнения, облегчила ведение дел Цыси с властями западных держав. Такая дружба послужила появлению симпатии к Китаю в США и облегчила возврат «боксерской контрибуции», причитавшейся этой стране.
Своей наступательной политикой доброй воли Цыси вдохновила других китайских женщин на дружбу с представителями Запада. Вскоре после первого приема у вдовствующей императрицы Сара Конгер, питавшая симпатию к китайцам («Притом что я находила много в китайцах нежелательного, я к тому же видела многое в их характере, заслуживающее восхищения. Мне на самом деле хотелось как следует узнать этот народ. Мне нравятся китайцы»), пригласила несколько придворных дам в американское посольство на обед. Приемная дочь Цыси в звании великой императорской княжны выступила в роли ее представителя и возглавила список гостей из одиннадцати человек. Известную своим «неброским внешним видом, знатным происхождением» и выделявшуюся «среди остальных дам двора самым утонченным поведением», эту великую княжну доставили в желтом паланкине. Остальные великие княгини прибыли в красных паланкинах, а гости положением ниже – в зеленых. Переводчиков привезли на официальной четырехколесной коляске. Их сопровождал 481 слуга, в том числе по восемь евнухов на каждую гостью и 60 солдат у ворот. Для китайца чем выше звание персоны, тем больше слуг его должно сопровождать. Миссис Конгер воскликнула: «Вот это зрелище!» Великая императорская княжна привезла приветствие от Цыси, которая «выражает надежду на то, что благоприятные отношения, существующие в настоящее время между США и Китаем, сохранятся в неизменном виде навсегда». Когда дамы покидали посольство, «величественная процессия прошествовала под американским флагом на улицы, украшенные флагами с драконом… С улиц, по которым следовала эта процессия, убрали всех китайцев, однако тысячи зевак торчали повсюду и наслаждались необычным зрелищем».
Некоторое время спустя придворные дамы пригласили европейских подружек посетить их с ответным визитом, и миссис Конгер, «чтобы уважить китайскую традицию», взяла с собой почти сотню слуг. После этого между женщинами началось общение и завязалась дружба. В начале 1903 года миссис Конгер написала о последних событиях своей жизни дочери, раньше жившей с ней в Китае: «Ты заметила отход китайцев от традиций старинных времен, а также как постепенно распахиваются запертые прежде на замок двери? Я вижу и одобряю все это. жены высокопоставленных сановников, как маньчжуров, так и китайцев, открывают нам двери, а я в ответ тоже стараюсь их приглашать почаще. Мои прежние представления о китайских дамах претерпевают радикальные изменения. Я обнаруживаю, что они проявляют интерес к делам в их стране, а также к делам в зарубежных государствах. Они изучают императорские указы и читают свои газеты. Случается, что я упоминаю о предметах и событиях, чтобы выведать их мнение, и оказывается, что у них находится информация, которой они делятся со мной».
«Я нахожу у нас много общих мыслей и предложений», – обнаружила миссис Конгер. Китайские женщины читали книги, переведенные на их язык миссионерами. Они «говорили об открытии Америки Христофором Колумбом, о высадке паломников, о наших неприятностях с Англией, об отделении колоний, о нашей Декларации независимости…». Кто-то «очень интересовался монетарной системой профессора Дженкса» – системой, которую профессор Корнеллского университета Иеремия Дженкс в том году предлагал для внедрения в Китае. Американский посол Эдвин Г. Конгер находился под не меньшим впечатлением от китайцев, чем его жена. Когда один американский адмирал спросил мистера Конгера: «О чем разговаривают ваши дамы – о платьях и украшениях?» – тот ответил: «Совсем наоборот. Они беседуют о маньчжурских бедах, политических проблемах и многих вещах, находящихся в ведении их правительства». Кое-кто из придворных дам получал задание готовиться к встречам заранее, так как Цыси знала, что представители Запада уважали женщин, располагающих знаниями и собственными суждениями.
