В номере президента Обамы в отеле «Уолдорф Астория» мы упорно работали над своей стратегией. Одним из вариантов было эффектное изложение президентом перед Советом Безопасности разведывательных сведений о военном объекте в районе города Кум. Это воскресило бы в памяти воспоминания о знаменитом противостоянии между представителем США в ООН Эдлаем Стивенсоном и его российским коллегой во времена Карибского кризиса, а также о печально известном выступлении госсекретаря США Колина Пауэлла об иракском оружии массового уничтожения. Мы не хотели повторения обоих этих прецедентов. Кроме того, мы хотели быть уверенными в полной координации наших действий со своими союзниками и заранее уведомить обо всем МАГАТЭ, Россию и Китай. Поэтому мы отвергли вариант с выступлением на Совете Безопасности ООН.
Во второй половине дня 23 сентября мы с президентом Обамой и советником по национальной безопасности Джимом Джонсом собрались в отеле «Уолдорф Астория» для встречи с президентом России Дмитрием Медведевым, его министром иностранных дел Сергеем Лавровым и его советником по национальной безопасности Сергеем Приходько. На этой встрече мы представили последние сведения об установке в районе города Кум. Во время первой встречи двух президентов весной этого года в Лондоне Медведев признал, что Россия недооценила ядерную программу Ирана, но эта новая информация о преднамеренном обмане иранцев все равно шокировала русских. Впервые за четыре года, в течение которых я занимала должность госсекретаря, я увидела, как невозмутимый Лавров был сбит с толку и не мог подобрать слов. Спустя некоторое время Медведев удивил прессу, сделав самое жесткое заявление относительно Ирана из всех, которые они когда-либо слышали раньше:
— Редко когда санкции приводили к продуктивным результатам, но в некоторых случаях санкции неизбежны.
Репортеры засыпали сотрудников Белого дома вопросами о том, что вызвало такие кардинальные изменения в риторике российского руководства. Однако мы еще не были готовы рассказать общественности новости об установке в районе города Кум.
У нас созрел план сделать публичное заявление двумя днями позже на саммите «Большой двадцатки» в Питтсбурге, куда должны были прибыть из Нью-Йорка многие мировые лидеры. Когда пришло время, президент Обама вышел на сцену вместе с британским премьер-министром Гордоном Брауном и французским президентом Николя Саркози.
— Размер и конфигурация данного объекта не соответствуют критериям мирной программы, — заявил президент Обама. — Иран нарушает принципы, которым должны следовать все страны мира.
С этого момента все события существенно ускорились. В первый день октября представители группы «5+1» встретились в Женеве с делегацией Ирана. Я направила на эту встречу с иранскими переговорщиками в качестве официального представителя Соединенных Штатов заместителя госсекретаря Уильяма Бёрнса. Под растущим международным давлением Иран согласился разрешить инспекторам МАГАТЭ посетить секретный объект вблизи города Кум. Данная инспекция состоялась в конце октября.
Следующим пунктом повестки дня в Женеве был исследовательский реактор в Тегеране, который был предоставлен Ирану Соединенными Штатами в 1960-х годах для производства медицинских изотопов (они используются для диагностики и лечения заболеваний). Летом 2009 года Иран сообщил, что у него истощился запас ядерных топливных стержней, необходимых для работы реактора и производства изотопов. Иран располагал достаточным количеством низкообогащенного урана, однако у него не было высокообогащенного урана, который необходим для топливных стержней, поэтому он обратился к МАГАТЭ с просьбой оказать ему содействие в удовлетворении его потребностей в топливе на свободном рынке. Американские ядерные эксперты (среди которых был сотрудник Госдепартамента США Боб Эйнхорн) обратили внимание на этот запрос. Боб начал работать над созданием плана, который мог бы решить сразу несколько проблем. Что, если Иран направит за рубеж весь свой запас урана или, по крайней мере, его значительную часть и получит взамен топливные стержни, которые могут использоваться только в исследовательском реакторе, но не для создания атомной бомбы? Это бы удовлетворило его законные потребности и при этом на много месяцев, возможно, даже на год задержало бы его программу разработки оружия. Если иранцы примут такое предложение, то у нас будет время на выработку более комплексного соглашения, которое бы развеяло все наши опасения по поводу ядерной программы. Если же Иран откажется от нашего предложения, то их истинные намерения были бы разоблачены. В августе я обсудила эту идею со своим российским коллегой Лавровым и убедила его в том, что вывоз низкообогащенного урана из Ирана снизил бы напряженность в регионе. Я надеялась на то, что сотрудничество Соединенных Штатов и России и проявление ими единства заставит иранцев сделать соответствующие ответные шаги. Лавров согласился:
— Нам следует серьезно отнестись к этому предложению. Мы готовы принципиально поддержать вас.
Теперь, на переговорах в Женеве, пришло время официально озвучить это предложение и посмотреть на реакцию иранской стороны. Во время обеденного перерыва Бёрнс предложил главе иранской делегации, Саиду Джалили, организовать прямые переговоры вне зависимости от работы основной группы. Когда Джалили согласился, Бёрнс сообщил ему наши условия. Джалили понимал, что он столкнулся с фактом объединившегося международного сообщества, которое предлагает бесспорно справедливое и разумное решение. Ему не оставалось ничего другого, кроме как согласиться. Эйнхорн и заместитель Джалили пункт за пунктом обсудили все детали соглашения. Иранцы приняли все пункты с одной оговоркой: ничего нельзя было предавать огласке до тех пор, пока они не вернутся в Тегеран и не сообщат о соглашении вышестоящему руководству.
Когда участники переговоров вновь собрались в конце месяца на заседании МАГАТЭ в Вене, иранцы изменили линию своего поведения. Джалили не смог достичь договоренности с вышестоящим руководством в Тегеране. Сторонники жесткого курса в правительстве были решительно настроены против такого соглашения, поэтому иранцы заявили, что они готовы отказаться лишь от небольшого количества низкообогащенного урана и хотели бы хранить его в отдаленной части Ирана, не отправляя за границу. Оба этих условия были неприемлемы. Это бы свело на нет весь смысл изъятия у них такого количества обогащенного урана, которое было достаточно для создания бомбы. Представители МАГАТЭ безуспешно призывали Иран вернуться к условиям первоначального соглашения. Венская встреча завершилась провалом переговоров. Соглашение не было заключено.
Воплощая в жизнь обещания президента Обамы, которые он дал в ходе своей предвыборной кампании, мы старались эффективно взаимодействовать с Ираном. Теперь президент решил, что пришло время усилить давление на руководство Ирана, поставив перед ним вопрос ребром. Однако для того, чтобы применить к Тегерану ощутимые меры, было необходимо, чтобы к нам присоединились остальные страны.
Наш представитель в ООН Сьюзен Райс сообщила, что добиться поддержки жесткого курса в отношении Ирана среди членов Совета Безопасности будет весьма непросто. Того же мнения придерживались и мои зарубежные коллеги.
— Мы считаем, что сейчас не самое подходящее время для обсуждения санкций против Ирана, — сказал мне министр иностранных дел Китая Ян Цзечи в январе 2010 года. — Если вопрос о санкциях станет основной темой дня, может оказаться сложнее возобновить переговоры в обозримом будущем.
