Жоржетта, занимавшая «квартиру» вместе с Тони, при этом смеялась, показывая свои прекрасные зубы, и говорила: «Что ж, нам достается двойная порция, как ты думаешь, моя девочка, а?»
Знакомство с Жоржеттой было завязано пять лет тому назад – через два года после приезда Тони в Париж.
Нас учат верить тому, что судьба жестоко карает грешников. В отношении Тони она щедро это выполнила.
Разумеется, на ее след напали; девушки в наше время не могут убежать и исчезнуть с лица земли. Жизнь не так проста, как бывало раньше, а жандармы на Лионском вокзале – весьма знаменитые существа, которые хорошо следят за путешественниками, прибывающими из Италии.
Фэйн явился туда, куда Тони укрылась, в маленький меблированный дом на левом берегу Сены, ровно через неделю после ее бегства. Симона радушно встретила Тони, пока она не узнала, что та без гроша денег и будет сама зарабатывать себе на жизнь. Тогда радушие исчезло, и Тони перестала у нее бывать. К счастью, она получила место продавщицы в большом магазине. Она увидела объявление в газете «Тан», немедленно обратилась по адресу и получила место. Она жила тогда в маленьком пансионе, очень приличном и чистом, и встретила Фэйна с твердой решимостью остаться в Париже. Она будет зарабатывать себе на жизнь.
Он оказался точно таким, каким она и предполагала встретить его: разъяренным и взбешенным. Он убеждал, бушевал, уговаривал, но Тони была непреклонна.
Наконец он вернулся к де Мейрис, где он оставил леди Сомарец, и рассказал ей все.
Произошло еще несколько свиданий, снова буря, затем отъезд и некоторая сумма денег, оставленная для Тони в «Лионском кредите».
Она приветствовала их отъезд, немедленно вернула деньги, и на этом всякие сношения с родными прекратились.
Два раза в год старый поверенный писал ей, и она отвечала.
Через него она узнала о женитьбе Фэйна, о смерти тети и о продаже Уинчеса.
Первые два события не тронули ее, третье же, о котором она узнала, уже живя два года в Париже, взволновало ее так, как ничто, казалось ей, уже никогда не могло взволновать ее. Когда человек работает девять часов в сутки и спит всю ночь, как мертвый, немного времени остается для чувств и размышлений. Иногда на Рождество или на Масленицу, когда бывал карнавал, следовательно, выпадал свободный день, Тони ложилась на импровизируемую кровать, смотрела на небо и думала, думала. Она узнала о продаже Уинчеса на Пасху, когда у нее был снова свободный день. Она взяла с собой сухое казенное письмо и пошла бродить по садам.
Лежа под деревом на мягкой молодой траве, она начала вспоминать.
Уинчес встал перед ней, его остроконечные красные крыши с высокими трубами, обрисовывающимися на фоне мягкого голубого неба, терраса с балюстрадой, наполненной розами, которые красной лентой вились вокруг серого камня, старый сад с забором из буксов и статуями, от которых исходил аромат прошедших веков, залитыми горячим солнечным светом. И дядя Чарльз так любил все это!
Тони легла лицом на холодную землю. Неужели ребенок, который так любил дядю Чарльза, действительно когда-либо существовал? А он, бледная тень, канувшая в Лету, – любил ли он тоже когда-либо? Ее мысли носились, как корабли по тихому, залитому солнцем морю.
Уинчес, Лондон, монастырь. Утренний звонок раздается у дверей дортуара. Звонит Жанна в своем накрахмаленном платье, которое так шелестит.
«Барышня, уже половина седьмого». Затем ужин в длинной прохладной столовой с ее белыми столами, на которых стоят чашки молока, блюда с компотом из фруктов, хлеб и масло. Затем молитва в спальне, поклон и поцелуй «матери».
Посещение дяди Чарльза – нет, она лучше не будет думать об этом.
Она глубоко зарылась руками в траву – нет, нет, только не мысль об этом, ведь Роберт тоже приехал с ним. Ее лицо побледнело, когда воспоминание, как волна, захлестнуло ее ум.
Все эти два года она боролась, чтобы не думать о нем. Она хорошо знала страшные дни и ночи, которые следовали за этим.
Но в этот день воспоминания встали перед ней настойчиво и не оставляли ее.
Дрозд запел вблизи на кусте сирени.
Тони услышала, и лицо ее исказилось.
Веселая песенка дрозда быстро напомнила ей и виллу, и сад ее. Она в душевной муке закрыла глаза, перед которыми во мраке встали крашеные розовые стены, выцветшие голубые ставни и сад с цветущими апельсиновыми деревьями, вербена и пламенно-красные цветы, которые выделялись на яркой зелени кипарисов.
Эти поцелуи в саду, когда спускались благоухающие сумерки!
Дрозд продолжал петь. Его песня и рыдания Тони были единственными звуками в тихом воздухе.
Наконец она поднялась, чтобы пойти домой. Стало почти совсем темно, дрозд уже давно затих, и ею овладел покой изнеможения.
Она очень медленно шла по дорожкам, и везде ее встречал острый запах произрастающей природы. Она любила этот запах. Жизнь, в смысле радости, была уже для нее кончена. Но существовали еще деревья и книги, и каждую неделю драгоценный день отдыха, море, солнечные дни и сильные ветры. И как бы то ни было, было еще ощущение свободы после закрытия магазина в семь часов. Она на момент остановилась, чтобы спросить у господина Работэн, приятеля, имевшего книжный ларек около площади Бастилии, нет ли у него томика стихов, который ей нужен. Он бесконечно жалел, что у него нет этого томика, но зато он мог ей предложить за пять су в неделю книжку «Он и она». Тони радостно взяла книжку и снова продолжала путь домой.
Она осторожно взбиралась по лестнице, хоть она была так легка, что ступеньки вряд ли оказались бы столь неучтивыми, чтобы не выдержать ее.
Дверь в ее комнату была открыта.
Тони поспешила скорее. Что это значит? Ключ был с нею.
Смысл этого скоро был растолкован ей очень крупной молодой женщиной, которая сильно жестикулировала перед лицом хозяйки в момент появления Тони.
При виде Тони она остановилась и осмотрела ее. И затем обрушилась потоком слов:
– Представьте себе, барышня, эта дура, эта глупая женщина сдала вам мою комнату. Мою – той, которая с вами разговаривает. Я заплатила за нее накануне моего отъезда за два года вперед. Эта женщина клялась всем святым, что она ее сохранит для меня. Я одна из тех, которая никогда заранее не знает, когда сможет вернуться. Я уезжала по делам, понимаете? Я уезжала в Испанию. Я могла бы вернуться уже несколько месяцев тому назад, а может быть, и год тому назад, но случилось дело. Я об этом больше не говорю. Но почему, если подвернулось дело, я должна потерять комнату, за которую я вперед уплатила?
Тони посмотрела на молодую, крупную и красивую женщину и вздохнула.
Она только что повесила книжную полку и покрыла сундук, который служил для многих надобностей, будучи кушеткой днем, кроватью ночью, и заменял собой два стула, когда хозяйка приходила поболтать.
Она прожила в этой комнате два года и любила вид, который из нее открывался. И затем, – но что за польза раздумывать над всем этим, если комната действительно принадлежит этой девушке с черными глазами и белой кожей?
