Тони погладила ее и нежно поцеловала.
– Да хранит тебя Бог, – снова прошептала Жоржетта во сне.
Глава XXV
Успех уменьшает наполовину возраст женщины и увеличивает вдвое ее привлекательность.
Бальзак
Потом жизнь потекла, как раньше, Тони раз или два подумала, что де Солн придет, но он не приходил, и по прошествии двух недель она перестала его ждать.
Однажды днем она очень поздно вернулась с репетиции в кабаре и взбиралась по расшатанным ступеням медленнее обыкновенного.
Когда она подошла к собственной двери, чудесный запах донесся до нее. Она тихо стояла, вдыхая аромат с восторгом. Одна из вещей, по которой она сильно тосковала, были духи, пудра и другие благоухающие предметы, которые так любят женщины.
– Английский сад, – сказала она громко, и действительно запах роз и шиповника, казалось, наполнял воздух.
Наконец, вспомнив о чае, который она еще должна приготовить, и об измученной Жоржетте, которая, вероятно, как раз уже поворачивает на свою улицу, она оставила небесный аромат и открыла дверь.
Когда она вошла, де Солн вышел вперед. На столе, позади него, Тони увидела массу роз, вставленных в кувшин для умывания. Вся комната была полна ими.
– Это вы принесли? – крикнула она.
Де Солн улыбнулся ей в ответ.
– Я сказал сам себе: вы англичанка, значит, розы и чай, я принес первое, и я жду, – он посмотрел на браслетные часы, – почти уже час – второго.
– Я сейчас приготовлю, ровно через минуту, – сказала Тони с веселым раскаянием.
Де Солн следил за ней, пока она разжигала машинку, и, когда она пошла за занавеску, чтобы взять воду для чайника, он окликнул ее.
– Я всю воду взял для цветов.
– Это не то, – отозвалась Тони, – вода для чайника в специальной бутылке.
– Я принес сюда бутылку и вылил из нее воду. Я обследовал спальню, – признался де Солн. – Я думал, что вы, вероятно, там держите вазы для цветов.
– Вы не могли поверить, – сказала она, искусно нарезая тартинки, – что мы не имеем их – я и Жоржетта. Бедные люди не имеют таких вещей. Мне всегда смешно, когда я читаю в романах о «скромной комнате», лишенной всякой мебели, но зато в ней всегда есть несколько нарциссов, трогательно всунутых в банку из-под варенья. В той же главе их обыкновенно освещает солнце «снопами золотых лучей», – слегка засмеялась она. – В действительной жизни потерявшие всякую надежду владельцы этих «лишенных всякой мебели комнат» лишены даже возможности вспомнить, что существуют такие вещи, как «нарциссы и снопы золотых лучей». Каравай хлеба явился бы для их глаз большим праздником, чем все банки из-под варенья на свете.
Она приготовила чай и налила три чашки.
– Для кого третья?
– Для моей подруги Жоржетты, которая живет со мной вместе. Она тоже работает в кабаре под именем «Прекрасная Мило».
– А вы под названием «Маленькая Мишель»? Сколько унижения в обоих титулах!
– Не правда ли? – согласилась Тони, снова улыбаясь.
– Вы должны чаще улыбаться, – заметил де Солн.
Он снова сел на сундук, пил чай, был очень доволен и чувствовал себя прекрасно.
– Я бы пришел раньше, – продолжал он, – но я был болен. Мои внутренние дела так же плохи, как и внешние. Я думаю, что и те и другие нуждаются в переделке.
– Я очень огорчена.
– Неужели? Значит ли это, что вы меня хоть немного вспоминали?
– Я вас вспоминала очень часто, но не думала, что придете.
– Ах вы, маленькая недоверчивая особа, – ответил де Солн.
Выпив свой чай, он отодвинул чашку и смотрел серьезными глазами на Тони.
– Я должен вам что-то сказать, – сказал он наконец, – нечто такое, что я открыл с тех пор, как встретил вас, и что вы должны узнать.
– В чем дело? – спросила Тони, глядя ему в глаза.
– Это ваша тайна, – сказал он очень мягко. – Я не старался узнать ее, но все же угадал, когда вы мне тогда ночью сказали ваше имя.
– Вы думаете… вы думаете?
– Я знаю, что Роберт любил вас. В тот последний день во Флоренции он сказал мне: «Вы должны познакомиться с Тони». Это имя, ваши вопросы, ваше упоминание, что вы живете в Париже семь лет… Я мог догадаться, вы видите.
Он встал и, хромая, прошел маленькое расстояние, разделявшее их.
– Больше чем когда-либо, не позволите ли вы мне помочь вам теперь, ради Роберта?
Тони смотрела на него.
– Что вам Роберт сказал тогда, в последний раз? – Он понял, что она даже не слышала его последнего замечания.
Он отошел и снова сел.
– Я встретил его, когда он ехал домой, и он зашел ко мне ненадолго. Я думаю, что мы впервые стали друзьями пятнадцать лет тому назад. Роберт тогда жил в Париже. Он был, разумеется, потрясающе популярен, но находил время, чтобы дружить со мной. Я думаю, что впоследствии мы стали друг для друга единственными друзьями. До Флоренции я его не видел в течение двух лет. Мгновенно я почувствовал, что он изменился, и я спросил его о причине перемены. Он посмотрел на меня – вы знаете его взгляд и манеру проводить рукой по волосам – и сказал: «Это потому, что я очень счастлив». Он рассказывал мне, что вам только восемнадцать лет и что он вас любит так, как за всю свою жизнь не любил ни одну женщину. Если бы я остался во Флоренции, я бы в тот же вечер пришел навестить вас. Он очень хотел этого, но я должен был уехать. Я узнал о его смерти только неделю спустя и тотчас же помчался обратно во Флоренцию, но лишь для того, чтобы узнать, что ваши родные приезжали и что вы уехали с ними.
– Я убежала. Моя жизнь до появления Роберта была похожа на тюрьму. Меня хотели взять и посадить снова в ту же тюрьму, которая теперь стала бы в такой же мере местом позора, как и одиночества. Они, мои родственники, не могли простить Роберту, а я – простить им. Я убежала сюда, работала, и вот вы видите меня. Вот и все.
Де Солн смотрел на нее.
– Теперь я буду смотреть за вами.
Он взял с дивана журнал, открыл его и передал Тони.
Она взяла его, несколько удивившись.
Это был иллюстрированный журнал, и на открытой странице был помещен еженедельный рисунок. Тони поймала себя на том, что разглядывает карикатурное изображение де Солна, стоящего рядом с очень красивой женщиной. Снизу было подписано: «Злободневный юмор – красавица и чудовище».
Она подняла глаза.
– Не понимаю, – сказала она.
– Это ясно как день. Этот рисунок изображает мою невесту и меня. Вы будете рисовать такие карикатуры.
– Я? – Она рассмеялась.
– Бесспорно. Вы умеете рисовать моментальные карикатуры, что в тысячу раз труднее, чем эти рисунки.
