– Кажется, тебя не очень трогает, когда это будет.
– Для меня это вопрос наименьшей важности. – Он так крепко ее сжал, что она не могла дышать.
– Через два дня так уже не будет.
– Я не приготовила ни приданого, ни чего-нибудь в этом роде.
– Велика важность, ты повенчаешься в этом белом платье и в большой белой шляпе.
– Благодарю за приказание.
– А я буду венчаться в синем костюме, в том галстуке, который тебе нравится, и в носках того же цвета – сделать так?
– Ты бы мог прибавить и верхнюю рубаху.
– Я никогда не думал, что я действительно могу жениться на женщине, легкомыслие которой доходит до того, что она насмехается над свадебным одеянием жениха.
– Я купила тебе свадебный подарок.
Он поднялся, ероша свои волосы.
– Ради Юпитера, скажи что.
– Это тайна.
– Ладно, я тоже купил тебе, и я тоже не скажу, что именно.
– О Гуго!
– О Тони!
– Отлично. Я не выйду за тебя замуж, если ты мне не скажешь.
– Не выйдешь? Ты выйдешь, дорогая, я тебя силой потащу к венцу. Вот так.
Он схватил ее и, держа на руках, снова опустился с ней на траву.
– Какие у тебя очаровательные ножки!
Тони игриво помахала одной ногой в воздухе. Он нагнулся и поцеловал изящную белую туфлю.
– Я обожаю тебя, – неожиданно промолвила Тони. – О Гуго, я люблю тебя, я люблю тебя.
Она с огромным удовольствием заметила, как кровь прилила к его белому лицу, она увидела, какими жадными стали его голубые глаза.
Он нагнулся и целовал ее, пока она не взмолилась о пощаде.
– Ты совершенно не даешь мне возможности дышать, родной.
– Я так хочу… – Его руки сжали ее.
– Дорогой, не смотри так свирепо.
– Не могу этому помочь, я становлюсь дикарем около тебя. Я тебя так страстно хочу, что не знаю, что мне делать.
– И все это перед завтраком! Правда, Гугик?
Он посмотрел на нее.
– Смейся надо мной… продолжай, но, дорогая, – он нагнулся к ней, – подожди!
Тони заказала завтрак на веранде.
Было около десяти, когда она вышла из своей комнаты. Она постояла немного, глядя вдаль, затем вернулась к накрытому столу и к прозе жизни. Это было накануне ее свадьбы. У нее захватило дыхание, когда она подумала об этом. Мысль казалась слишком изумительной, чтобы быть правдой. Но это была правда. Завтра в это время она и Гуго будут готовы, чтобы отправиться в канцелярию и выполнить церемонию гражданской регистрации.
Она ни разу не писала де Солну, она просто забыла о нем: она забыла все на свете, кроме своей любви к Гуго. И завтра они поженятся.
Все это казалось нереальным, вне обычной схемы: две-три недели назад она еще никогда не слыхала о Гуго, а завтра они соединятся той цепью, которая связывает людей самой тесной, самой святой интимностью.
Старый швейцар принес ей почту.
– Целая куча для синьоры, – сказал он с улыбкой, положив перед ней груду писем и газет.
Тони неторопливо закончила завтрак, затем вскрыла лежавшее сверху письмо. Оно было от де Солна.
«Загадочное существо, почему вы не пишете? Чем я вас обидел? Или вы, вероятно, думали, что обилия моих писем хватит на нас двоих? Не так ли, любимая? Не расстраивайтесь из-за этой идиотской газетной «утки», о которой вы можете услышать. Я прикончил с этим делом. Простите мне мой ужасный почерк, но я немного поранил себе руку.
Жан.
Тони, пишите».
«Утку», какую «утку»? Она свела брови, тщательно обдумывая, и наконец вскрыла письмо Жоржетты, чтобы посмотреть, нет ли там объяснения.
«Милая Туанетта! Хорошенькая история! Это – сущая западня, если хочешь. Твой бедный маленький граф был совсем убит, но я слышала, что он хорошо расправился с этим газетчиком. Кто выискал этот рисунок и когда ты его сделала? Я никогда не слышала, чтобы ты была раньше в Париже. Торопись домой. Мы все скучаем по тебе – твой граф, Симпсон и я.
Твоя Жоржетта».
Что это все значит? Какой рисунок? Какая газетная «утка»? Тони быстро пробежала остальные письма, счета, объявления, печатные заметки, приглашения. В чем дело? Почему де Солн был ранен, как это, очевидно, и есть? Она сорвала обертку с газеты «Матэн», посмотрела ее и нашла в столбце частных сообщений только то, что «господин де Солн хорошо себя чувствует».
«Я пойду протелеграфирую и узнаю правду», – решила она. Она сорвала обертки с других газет и мимоходом же все просмотрела; ничего, что объяснило бы необъяснимое. Последним она вскрыла еженедельный выпуск «Ла Вуа». Она быстро переворачивала страницы. Две страницы из середины выпали отдельно.
Она уставилась в лицо, которое оттуда глядело на нее, – лицо Роберта, и под рисунком ее подпись.
Ощущение болезненной слабости охватило ее. Она села, продолжая с ужасом смотреть на лицо. Завеса времени разорвалась – она видела его таким, каким видела в последний раз.
При хаотическом состоянии ее мыслей одна незначительная вещь привлекла ее внимание: муха с крылышками, усеянными блестками, ползла по бумаге и переползала по лицу. Она глазами следила за ней.
Это было реально, это существовало. Только она сама и это воспоминание о мертвом были нереальны, призрачны. Она откинула пальцем прядь волос, спустившихся на лоб.
Она лишилась всякой способности связно мыслить. Ее глаза механически прочли надпись под рисунком: «Оригинальный и интересный рисунок, изображающий лорда Роберта Уайка, сделанный мадемуазель Тони, знаменитой карикатуристкой журнала «Рир». Наш корреспондент ручается за аутентичность рисунка. Он был сделан Тони десять лет тому назад на ярмарке в Авенне. Лорд Роберт Уайк, напоминаем читателю, был убит во время несчастного случая с мотором в Озиоло, в Италии, где он жил тогда со знаменитой маленькой художницей».
Слова казались огненными точками на белой бумаге. Весь свет читал это, а она – дура такая, слепая дура! – никогда даже не представляла себе, что свет может узнать об этом.
Вот в чем заключалась «утка». И Жан дрался из-за кого? Из-за нее. С издателем, возможно. О, не все ли равно!
Она поднесла журнал близко к глазам. Слова казались ей пятнами. Нет, это не пятна, она могла их отчетливо читать. И затем вдруг, с той же смертоносной быстротой, с какой тяжелый камень падает с высоты в глубокую воду, воспоминание о Гуго пронизало ее мозг. Он узнает!
Может быть, он даже – он уже знал теперь, – но на это было не похоже, он не читал французских газет. Но он узнает. Большой ее рисунок, такой, как этот, будет, вероятно, перепечатан и другими мелкими журналами, иностранными газетами.
