Утром я познакомилась с Линдой. На вид она была значительно старше Бурута. Поначалу Линда отнеслась ко мне с холодком, но скоро вошла в роль радушной хозяйки. Она предложила, чтобы Бурут стал моим водителем и проводником, — возьмут они за это недорого, а если накину еще чуть-чуть, комнатенка будет к моим услугам и на следующую ночь. Сейчас, когда я смотрю на произошедшее со стороны, все это кажется мне полным безумием, но в тот момент, чувствуя себя то ли отважным журналистом-международником, то ли великовозрастным студентом-раздолбаем, я с благодарностью согласилась.
Весь день Бурут возил меня по острову. Я познакомилась с несколькими людьми, у которых позже планировала взять интервью для статьи. Фотограф прибывал из Бангкока только завтра. Мы с Бурутом пообедали. Он беспрерывно жевал свои листья и хлестал пиво. Вечером мы поехали в самый крупный город Самуи — Ламай. Я решила погулять, и мы с Бурутом уговорились встретиться в одном из кафе в полночь. Дороги были забиты транспортом, в воздухе висела густая смесь пыли и выхлопных газов. На тротуарах яблоку негде упасть: лотки, заваленные термоядерным местным виски и поддельными дизайнерскими шмотками, бродячие собаки, продавцы кур и уток со своим товаром. Мотоциклисты оглушительно сигналили, пытаясь отвоевать себе местечко на проезжей части, а вдоль бордюров ползли разваливающиеся на ходу джипы, транслируя через громкоговорители рекламу пенных вечеринок и тайского женского бокса.
«Леди-бары» резали глаз ядовитыми неоновыми огнями. Эти заведения так и кишели пузатыми лысеющими западными мужиками в кошмарных гавайских рубашках. На руках у них висли хорошенькие юные тайки. Мужики буквально лопались от гордости. «Безумный, безумный мир», — думала я. Я поболтала с несколькими туристами, около полуночи встретилась с Бурутом, и мы направились домой.
Если накануне Бурут был здорово под кайфом, то сейчас он был просто никакой. Я ограничилась парой банок пива. По пути он то и дело начинал с широкой ухмылкой пялиться на меня. В такие моменты я нервно улыбалась и устремляла взгляд на дорогу, чтобы в случае чего предупредить его о крутом повороте или даже перехватить руль, если понадобится. Когда мы вошли в дом, он прижал палец к губам и кивнул в сторону их с Линдой спальни.
Я аккуратно поставила на пол сумку, нагнулась за контейнером для контактных линз и тут… что за ерунда? Мужская ладонь мягко, но уверенно опустилась мне пониже спины. Вне всякого сомнения, ладонь была та же самая, что еще несколько минут назад сворачивала в трубочку крупные зеленые листья. Я замерла. Обожебожебожебожечки. Что делать? Бежать? Но хватит ли сил? И куда мне податься? Я огляделась в поисках чего-нибудь острого. Безрезультатно. Тогда я глубоко вздохнула, выпрямилась и повернулась к нему. Он не бросился на меня — видимо, был слишком накачан наркотой. Он только вытянул руки и, как зомби, слегка качнулся в мою сторону. С искаженной ужасом физиономией я наблюдала, как приближаются ко мне его остекленевшие глаза и отвисшая челюсть. Потом ринулась в кухоньку, отчаянно надеясь раздобыть там что-нибудь для самозащиты.
Обшаривая ящики стола в поисках скалки, я бросила взгляд в комнату, ожидая увидеть, как гостеприимный хозяин, спустив штаны, надвигается на меня. Но «тон лампонга» не подвел — Бурут дрых на диване, по-прежнему широко разинув рот. Я начала пробираться обратно к своей сумке. Тихонько, тихонько, тихонько… Черт! Наступила котенку на кончик хвоста! Резкий пронзительный мяв разбудил Бурута. Парень раздраженно уставился на меня, пробормотал что-то нечленораздельное и, пошатываясь, поплелся в спальню. Я же провела остаток ночи, застыв в кресле, как замороженная. Я испытывала облегчение, стыд и острое презрение к самой себе за свою непроходимую тупость.
Утром я вручила Линде пачку денег и попросила ее вызвать мне такси до главного порта На-Тхон. Она хотела разбудить Бурута, но, впихнув ей в руку еще пару тысяч бат, я убедила ее дать ему выспаться, потому что он два дня возил меня по всему острову и ложился очень поздно.
В На-Тхоне я пошла в интернет-кафе. Два часа рыскала по веб-сайтам, обзванивала гостиницы и наконец нашла себе номер — в самом дорогом отеле Самуи. Все по западным стандартам. Вылизано до блеска. Мой имидж бесстрашного репортера несколько поблек, а ближе к вечеру окончательно скис. У меня стащили мобильник — единственную ниточку, связывавшую меня с цивилизацией. Это случилось, когда я сидела в баре. Мне впервые удалось расслабиться с момента приезда. Впрочем, я не отдыхала, а ожидала фотографа, который должен был приехать из Бангкока. Как только он переступил порог, я бросилась ему на шею.
— Все так плохо, хуже некуда, — бормотала я, уткнувшись ему в плечо.
— Это всего лишь телефон. — Он поспешно высвободился из моих объятий.
В течение следующих трех дней я общалась с бизнесменами, студентами-туристами и начальником местной полиции. Материала набралось более чем достаточно. Но на шестой день после приезда, в субботу утром, когда я уже собиралась отослать статью в редакцию, у меня сломался ноутбук и вся работа пошла прахом. Резервной копии я не сделала. В панике я позвонила Камалю. Он сказал, что номер готовится в печать и на место моей статьи поставить нечего. Это означало, что мне надо за полтора часа написать три тысячи слов в интернет-кафе при отеле. Я знаю, что есть прирожденные журналисты, способные выдавать на-гора первосортную публицистику в таких же количествах, в каких я проливаю слезы, но я к этим гениям не отношусь. И все-таки мне каким-то чудом удалось выполнить задачу, даже не насажав грамматических ошибок. Кажется, за эти полтора часа я постарела лет на десять.
Благополучно отправив статью Камалю, я двинулась прямиком в бар отеля, заказала пива и большую порцию текилы. Чуть позже, вымотанная и слегка подшофе, я, пошатываясь, вышла наружу и уснула в шезлонге. Мне снилось, что я на какой-то кухне, за мной, потрясая ножом, гоняется огромный зеленый лист, а за нами наблюдает доктор Дж. и заливисто хохочет.
На следующий день я сидела в самолете, который готовился унести меня в сторону дома, и убеждала себя, что выгляжу совершенно нормально. Мои опухшие веки покрывала засохшая ярко-розовая мазь от солнечных ожогов, как будто я перепутала тени для век и помаду. Однако изменился не только оттенок моей кожи, менялся мой образ мыслей. Я привыкла считать себя легкой на подъем отважной искательницей приключений, но теперь понимала, что в действительности я безрассудна и безответственна. Я получила жестокий урок и наконец усвоила, что убегать от проблем — не значит решать их. Признаюсь честно: глядя из иллюминатора на райский островок Самуи, я с нетерпением ожидала возвращения в холодный заснеженный Глазго и, что самое странное, — в кабинет доктора Дж.
— «Какое чудо — поистине самое удивительное из всех чудес на Земле? То, что ни один человек, видя, как другие люди умирают вокруг него, не верит в то, что он сам когда-нибудь умрет», — продекламировала я строки древнеиндийского эпоса «Махабхарата».
Дело было на сеансе у доктора Дж., а цитата попалась мне в журнале, который я читала в самолете по пути домой.
— Именно такой я была на острове Самуи. Я была убеждена, что со мной не может случиться ничего плохого. Мне всегда казалось, что разные ужасы, о которых пишут в газетах, могут происходить с кем-то другим, но не со мной. Я с подростковой наивностью верила, что неуязвима для бед этого мира. Считала себя особенной — и потому непобедимой. — Я сокрушенно покачала головой.
