— Мне постоянно мерещатся эти двое, — призналась я одним хмурым утром, обрисовав ситуацию в общих чертах. — Я представляю, как они смеются, болтают, флиртуют… Здесь, — я указала на свою голову, — я понимаю, что такие мысли безумны и бесплодны. Но здесь, — я ткнула себя в грудь, — я это прочувствовать не могу. Словом, я схожу с ума. Ему хоть бы что — он ходит по барам, веселится, заигрывает с разными дурочками, а я сижу дома и рыдаю. Я ведь даже не знаю, было ли между ними что-нибудь. Меня убивает даже мысль о том, что он, возможно, этого хочет. И ведь я сама во всем виновата — а от этого мне еще хуже. Я ужасно злюсь на себя за то, что совершила эту непростительную глупость.
В глазах доктора Дж. мелькнул слабый интерес.
— Вы злитесь на себя?
Она говорила очень медленно и вдумчиво, будто каждое слово, прежде чем покинуть ее уста, должно было пройти тщательную проверку и получить сертификат качества.
— Да! — огрызнулась я. — Потому и плачу без конца. Я плачу всякий раз, когда злюсь, но обычно я не поддаюсь злости, так что это бывает нечасто.
— Для вас это привычная модель поведения — обращать свой гнев на себя?
О чем она вообще говорит? Дался ей этот «гнев»! Злость — отвратительное чувство, и я к нему совершенно не склонна (сто раз уже ей говорила). Она хотела сказать что-то еще — в кои-то веки заговорила развернутыми фразами! — но я ее перебила и изложила свое собственное видение ситуации.
— Я расскажу, какая у меня модель поведения. Я все время влюбляюсь в плохих парней. В тех, кому не хватает сил сказать «нет», когда им на шею вешается очередная женщина. В тех, кто только и знает, что тешить свое драгоценное эго. В тех, кто прячет обручальное кольцо в карман. В тех, кому жизненно необходима целая свита клуш, которые по ним обмирают. Короче, в придурков.
— Недостатки и слабости таких людей очевидны, и критиковать их легко, но нас сейчас интересует другое — почему вас привлекают именно такие мужчины? — спросила она своим ровным, безжизненным голосом.
Я пожала плечами.
— Однажды я где-то читала, в чем разница между человеком и крысой. Если крысу запустить в лабиринт и ударить током, она больше в этот лабиринт никогда не сунется. А вот люди снова и снова заводят неудачные романы, наступают на одни и те же грабли, надеясь, что уж в этот раз по лбу не получат. Взять хотя бы моих подруг. Они вечно западают на один и тот же тип мужчин. Они хотят быть партнеру мамочкой, спасать его, заботиться о нем, менять его к лучшему. Лишь сейчас я начала понимать, что и сама такая.
Единственный, кто выбивался из унылого стада моих инфантильных кавалеров, — это мой бывший. Потрясающий мужчина. Высокий, темноволосый, красивый умный шотландец с отличным чувством юмора. Политический журналист первого ряда. Он мечтал обзавестись семьей и детьми. Он был моей защитой и опорой, я знала, что он никогда не предаст и не обманет, с ним я жила бы как за каменной стеной. Но, судя по всему, серьезный, верный мужчина мне попросту не требовался.
— Не знаю, в чем причина. Мне будто что-то подсказывало, что он — не мой суженый.
Я боялась двух вещей: того, что мы разойдемся и я всю жизнь буду об этом жалеть, и того, что мы останемся вместе и я буду страдать, что выбрала не того человека. Мы прожили вместе два года, а потом расстались. Мне было тридцать два. Недавно я встретила его на улице. Мы не виделись около года. Он буквально светился от счастья.
— Ну вот, я одна как перст, а он завел себе новую подругу и купается в любви. Они только что вернулись из Амстердама — летали туда на выходные. А я когда-нибудь смогу вот так же «прошвырнуться» с любимым человеком, как думаете? Может быть… после курса психотерапии?
Несколько секунд доктор Дж. пристально на меня смотрела, а потом вернулась к моей предыдущей фразе.
— Значит, вы не были уверены, что ваш друг — ваш «суженый»? — Последнее слово она произнесла очень медленно, будто не вполне понимая, что оно означает.
— К сожалению, да.
— «Суженый»? — ледяным тоном повторила она. — Что вы вкладываете в это слово? Что изменилось бы в вас и в вашей жизни, если бы появился ваш — как вы выражаетесь — суженый?
Я заерзала и переспросила:
— Суженый? — Я хотела убедиться, что правильно ее поняла, уж больно дикий был вопрос. — Что изменилось бы в моей жизни, если бы такой человек появился?
Она кивнула.
«Как эта женщина может мне помочь, если она даже не знает, кто такой “суженый”?» — устало подумала я. Но все-таки снизошла до того, чтобы ее просветить.
— Суженый — это… суженый. Это человек, о котором все время думаешь. Которого никак не можешь выбросить из головы. Когда ты его видишь, у тебя подгибаются колени и отнимается язык. Ты днем и ночью думаешь о том, как вы с ним будете смеяться и бегать по пляжу, взявшись за руки, как будете целоваться, обниматься и все такое и как это будет восхитительно. Суженый — это твоя половинка. Вы говорите на одном языке и отпускаете шутки, понятные только вам двоим, вы придумываете друг другу дурацкие прозвища, проводите вместе все свободное время, ездите в экзотические страны и летаете куда-нибудь на выходные. Он понимает тебя как никто. Ты хочешь за него замуж, хочешь родить ему детей и жить с ним долго и счастливо. Ну короче, он — твой единственный. Это сразу ясно без слов. Что изменилось бы в моей жизни, появись такой человек? Да все.
— Хм-м-м. — Она кивнула и закусила нижнюю губу.
Наступила тишина — уже хорошо знакомая, по-прежнему неприятная. Я посмотрела в окно у нее за спиной — снаружи бушевала метель.
— Люблю снег, — сказала я.
Никакой реакции.
— А знаете, — я наконец решилась бросить ей вызов, — я не хочу, чтобы психотерапевт объяснял мне, откуда мои проблемы в личной жизни. Я это и сама знаю.
И я рассказала ей про Джонни. Моя первая любовь, кудрявый солист рок-группы. Мы провели вместе восемь волшебных лет, а когда мне было двадцать пять, он разбил мое нежное сердце. Я хотела выйти за него замуж, родить ему детей, состариться вместе с ним; я хотела объехать с ним весь мир на велосипеде. Джонни был любовью всей моей жизни, моей половинкой, на нем белый свет сошелся клином… и т. д. и т. п. Я думала, наша любовь будет длиться вечно. Ошибалась.
— Он посвящал мне песни, — скромно обронила я, намекая, что мы с ним были вторые Джон Леннон и Йоко Оно. — С его группой подписала контракт фирма «Парлофон», на которой когда-то записывались «Битлз». На сайте «Айтюнз» их дебют называют «лучшим брит-поп-альбомом 1997 года»…
Непохоже было, чтобы доктор Дж. впечатлилась, но меня уже несло.
— Мы исколесили на фургончике всю страну — я часто ездила с ними на гастроли. Поначалу на концерты приходили буквально три калеки. Понадобились годы, чтобы нас заметили крупные фирмы грамзаписи. Мне некогда было думать о своих собственных планах — я руководила фан-клубом, рисовала обложки для первых кустарных дисков, забрасывала письмами рекорд-лейблы. Когда с нами наконец подписали контракт… — Ох, это я хватила через край. — Когда с ними наконец подписали контракт, казалось, что исполнилась наша заветная мечта. Я была на вечеринке Робби Уильямса в честь его двадцать пятого дня рождения! На внутренней стороне обложки одного из их дисков есть моя маленькая фотография! Могу принести и показать, если хотите. Или могу процитировать пару строчек.