— ГОСПОДИДАОНИТРАХАЮТСЯ! — завопила я, пронзив сонную тишину.
Перед нами была замысловатая многофигурная композиция, которая, как я поняла, присмотревшись, состояла из трех человек. Сестра-близнец Барбары Картленд (та, которую я раньше видела на пляже, а может, другая) стояла по колено в воде, абсолютно голая, если не считать панамки. Блестящий под солнцем юный ямаец — пристроился к ней сзади, совершенно очевидно делая это, а другой, перед ней, тоже явно был занят некой разновидностью этого.
— Не могу поверить, что они в самом деле занимаются этим… — проговорила я, понизив голос.
Винсент посмотрел на меня так, будто я какой-то диковинный пережиток, и рассмеялся:
— Э-э… ну да, именно за этим, как вы говорите, многие сюда и приезжают.
— Но я… я из Шотландии. Мы не любим… ну… не знаю… Тут, наверное, просто климат располагает.
По пути обратно в отель сексуально-акробатические этюды на глаза больше не попались. Но мои бедные нервы были расшатаны окончательно. Оказавшись в номере, я первым делом проверила почту. Пусто. Упав в шезлонг, попыталась успокоиться с помощью книги Карен Хорни «Самоанализ». По ходу чтения я делала выписки, словно студентка накануне сессии. «Нельзя забывать, что невротические состояния наносят огромный ущерб способности любить… Одна из главных особенностей любого невротика — нестабильная самооценка. Она то завышена, то занижена… Гораздо легче замечать неврозы других людей, чем признавать свои собственные». Последнюю фразу я подчеркнула дважды.
Когда в Великобритании настало утро, я позвонила Кэти. Сначала рассказала про аморальные забавы на пляже, а потом — про письмо от Дэвида.
— Как здорово! — Это она про письмо. — Ты ответила?
— Ага, еще утром. — Я старалась, чтобы мой голос звучал легко и беззаботно.
— И что написала?
— Да так, что-то незначащее и игривое. Просто черкнула записочку.
Если бы.
— Отлично! Расскажешь потом.
— Ага, непременно.
С Ямайки я вернулась усыпанная веснушками и глубоко озабоченная — выходками секс-туристок и тем фактом, что на мое безумное послание, отправленное пять дней назад, до сих пор не было ни ответа ни привета. Новое редакционное задание забросило меня в Эдинбург, где заседал Высший суд по гражданским делам. Лето выдалось жаркое, а я дни напролет торчала в выстуженном кондиционером зале суда, где рассматривалось одно из самых скандальных дел в истории шотландской юриспруденции. Томми Шеридан, один из известнейших политиков страны, любимец рабочего класса и страстный любитель солярия, подал иск против самой продаваемой воскресной газеты Британии «Новости мира». Они напечатали целую серию статей, в которых утверждалось, что он изменяет жене, участвует в групповом сексе и нюхает кокаин. Похоже, тем летом все только и делали, что занимались сексом. Все, кроме меня, потому что я была целомудренна, как монахиня-кармелитка.
В суде я сидела с утра до вечера. Но это было даже хорошо — хотя бы не проверяла почту каждые пять минут. И у меня почти не оставалось времени скучать по доктору Дж. Да и сама история была весьма увлекательная. Журналисты называют лето «сезоном глупостей» — новостей в этот период ничтожно мало. Отсюда — статьи о погоде, дорожных пробках и бессмысленные опросы, которым в лучшие времена посвящается двести слов на последней странице, а в «мертвый сезон» — два разворота по тысяче слов плюс пространные рассуждения о том, что все это значит для будущего западной цивилизации. Так что история с Шериданом была просто подарком небес.
Тут имелось все: харизматичный лидер политической партии, рассказы о сексе втроем, вчетвером и даже впятером, посещения свингер-клубов, проститутки, показания автора колонки сплетен и даже обвинения в пристрастии к кокаину. Свидетели противоречили друг другу самым возмутительным образом — это значило, что кто-то из политиков лгал под присягой и, возможно, будет привлечен к суду. И даже это еще не все! В процессе участвовала преданная супруга Томми — роскошная стюардесса Гейл, которая, по выражению одного обозревателя, выглядела так, будто пришла пробоваться на роль в эротическом фильме.
Страна затаив дыхание следила за судебными перипетиями. Я провела в Эдинбурге четыре недели. В какой-то момент я поймала себя на том, что изображаю Фрейда. Я задавалась вопросом: что доктор Дж. сказала бы обо всех этих людях, и тут же записывала: «Говорит о себе в третьем лице: неимоверное ощущение собственной значимости; склонность перекладывать ответственность на других? Избегает близости: нарциссическое расстройство психики? Называет присяжных “братья” и “сестры”: попытка манипулировать? Типичный политикан — хочет контроля и власти, притворяясь, будто работает на благо человечества. Жена слепо доверяет; говорит, что догадалась бы, если бы муж изменял. Почему люди так боятся признать наличие у себя эгоистичных мотивов, принять свои пороки и недостатки?»
Выбравшись на залитую солнцем парламентскую площадь, я принялась строчить статью. Вступление к ней я считаю одной из своих главных творческих удач.
Томми Шеридан, загорелый герой рабочего класса, самый известный политик Шотландии, слегка наклонившись, внимательно слушал, как притихшему залу суда зачитывают расшифровку интервью с «малышкой Кристи»:
— Ему нравилось подчиняться. Он любил униформу. Ему нравилось, когда его слегка постегивают кнутом пониже спины.
Окруженный адвокатами, в стильном черном костюме с белой рубашкой и красным галстуком, знаменитый лидер бунта против одиозного подушного налога Маргарет Тэтчер даже не поморщился. Он хранил молчание и оставался абсолютно бесстрастен.
Журналист «Новостей мира», стоявший на свидетельской трибуне в эдинбургском Высшем суде по гражданским делам, продолжал читать:
— Его возбуждал холод. Когда мы удовлетворяли друг друга орально, он любил засунуть себе в задницу кусочек льда.
Позже, когда «малышку Кристи» спросили, существуют ли документальные свидетельства, подтверждающие ее слова, «малышка», она же бывшая проститутка Фиона Мак-Гайр, пришла в замешательство: «А разве, когда трахаешься, надо бумажки подписывать?»
В набитом под завязку зале суда показания слушала любящая мать Шеридана — Элис. Чуть позже, когда другая свидетельница заявила, что участвовала в групповом сексе с ее сыном, Элис тихонько покопалась в сумочке и достала потрепанный молитвенник. Шевеля губами, она молча обратилась к Господу. Потом зажмурила глаза, сжала в ладони четки цвета красного вина и продолжила выслушивать свидетельские показания. Шел очередной день одного из самых сенсационных разбирательств в истории шотландской юриспруденции.
Последнее воскресенье августа выдалось теплым и солнечным. Лениво пролистывая газеты за завтраком, я чувствовала себя на удивление спокойно. Пока не наткнулась на результаты социологического опроса: оказывается, больше половины всех электронных писем адресаты понимают неправильно.
