— Да-да, встречаться с красавцем-доктором — это полный кошмар. Повторяй это почаще — глядишь, и сама поверишь.
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
Счастье навеки?
ОКТЯБРЬ
Гореть мне в аду, но я скажу: нас всех испортили родители
Я приготовилась сделать важное заявление. Отставила в сторону бокал с шампанским и откашлялась.
— Знаете, почему у меня столько проблем? Почему я такая… непутевая? — спросила я счастливых, умиротворенных родителей.
Сырым и промозглым субботним вечером в самом начале октября мы всей семьей собрались в ресторане отметить мой день рождения.
— В общем, мне нелегко вам это говорить, но, судя по всему, это вы виноваты. Мой психоаналитик практически прямо так и сказала.
Недоуменные взгляды. Я попыталась объяснить, что имею в виду, и язык у меня почти не заплетался.
— Льюис, заткни ушки. Как там было у Филипа Ларкина
[29]
? «Мама и папа калечат тебя, мозги тебе трахают, нежно любя. Они поощряют твои недостатки. И добавляют еще — от себя».
— Ладно! — Луиза захлопнула меню. — Все уже решили, чего хотят?
— С экзистенциальной точки зрения — или просто на ужин? — спросила я.
Сестра раздраженно закатила глаза. Я задорно улыбнулась Льюису и как ни в чем не бывало продолжила оглашать свой обвинительный вердикт.
— Я понимаю, вы не нарочно. Не надо себя казнить. Я знаю, вы делали все, что могли. В конце концов, воспитывать ребенка — пожалуй, самая трудная работа на свете. Но, поскольку вы не прошли углубленный курс психотерапии, не разрешили проблемы, которые преследуют вас с самого детства, не уничтожили все мрачные заморочки, таящиеся у вас в подсознании, все это благополучно передалось мне. Поэтому я и выросла у вас такой ненормальной.
Я расплылась в улыбке, довольная, как кошка, притащившая в дар хозяевам дохлую крысу.
— Ах да, чуть не забыла. Луиза тоже виновата.
Я сделала еще глоток шампанского.
Папа отвел глаза от своего обожаемого внука и с заинтересованной улыбкой взглянул на меня — словно ему показалось, будто в моих заявлениях и впрямь можно найти рациональное зерно. А мама покачала головой:
— Юная леди, вам срочно нужен мужчина.
— Мам, я пытаюсь, честное слово, — беззаботно помахала я бокалом, — но это довольно трудно из-за моих психологических проблем. А поскольку в них виноваты именно вы, так как наряду с положительным воздействием неосознанно оказывали на меня влияние деструктивное, предлагаю вам помочь мне выплатить кредит, который я взяла на курс психотерапии.
— Лорна, заткнись, — приказала Луиза. — Это не смешно.
— Сама заткнись. Я просто говорю то, что думаю. Ваш брат психолог вечно талдычит, что люди очень неохотно принимают правду о себе и о своем детстве. Они предпочитают видеть прошлое и самих себя — свою внешность, свои черты характера — через розовые очки. Так что тебе надо мной гордиться.
— Далеко не все, что приходит тебе в голову и обсуждается на терапии, стоит выносить на публику, — рассерженно парировала она.
— Разумеется. И я многое держу при себе. Я весьма тщательно продумала то, что собираюсь, как ты выразилась, вынести на публику. Просто меня безумно интересует теория, согласно которой невротические тенденции передаются от родителей к детям. А тебя, Льюис?
Малыш сложил губки бантиком и издал громкое презрительное фырканье. Видимо, в переводе с детского это означало: «Не вешай на меня свои проблемы, идиотка».
Мы сидели в итальянском ресторане «Массимо» по соседству с домом родителей. Хотя это был мой день рождения, место празднования указал Льюис-король — потому что «там Люфи». Люси — миловидная студентка юридического, которая подрабатывает в «Массимо» официанткой. Льюис влюблен в нее по уши, хотя ему всего два с половиной. Завидев ее, он сразу бежит к ней обниматься и целоваться и заливается краской, когда Люси вручает ему леденец на палочке и говорит, что он самый симпатичный малыш из всех, кого она знает. Когда я увидела эту сцену впервые, то предположила, что она говорит это всем детям, чтобы растроганные родители, бабушки и дедушки оставляли ей гигантские чаевые. Разумеется, на меня тут же посыпались упреки со стороны растроганных родителей, бабушки и дедушки Льюиса (которые всегда оставляют гигантские чаевые). Если у кого-нибудь в семье день рождения и встает вопрос, куда пойти, Льюис немедленно командует: «Мафи-мо. Там Люфи». И конечно, мы всякий раз повинуемся — не расстраивать же ребенка. Но я не жалуюсь. Льюис знает толк в ресторанах. Здесь готовят отличную пиццу.
Когда Льюис во всеуслышание выразил свое «фе», его бабуля и дедуля умиленно расхохотались и чмокнули его в щечки с обеих сторон. Надо ли говорить, что внучок сидел между ними. Льюис повертел головой, улыбнулся и повторил еще громче: «Пфр-р-р-р!» Потом еще. И неизменно — в моем направлении. Видимо, сейчас он пытался сказать что-то вроде: «Тетя Лорна, не порти мне праздник. Не перетягивай на себя одеяло, рассуждая о наследственной передаче неврозов. Всем плевать. Это ску-у-учно. И не смей валить свои собственные трудности с личной жизнью на моих чудесных бабулю и дедулю, которые в пожилом возрасте обрели невиданное блаженство (благодаря мне). Может, сегодня и твой день рождения, но это мой вечер. Мне достаточно произнести новое слово, досчитать до десяти, фыркнуть или продекламировать «Инси-винси-паучок», чтобы на меня устремились все взгляды. Поцелуи, объятия и громкие аплодисменты будут мне обеспечены. Они все от меня без ума. Ты мне не конкурент. Смирись с этим, в конце-то концов».
— Ну так что? — спросил Скотт. — Какие ощущения, когда оказываешься ближе к сорока годам, чем к тридцати?
Я решила не обижаться и ответила, что чувствую себя восхитительно. И не покривила душой. Я вспомнила себя около года назад: реву в три ручья в аэропорту; иду к врачу, и он советует мне пару лет попринимать прозак; совершенно по-идиотски веду себя с Кристианом.
— Я сама удивляюсь, насколько мне хорошо. За последний год я узнала больше, чем за предыдущие тридцать пять. Возможно, я застряла в подростковом периоде, но зато с кризисом среднего возраста, кажется, отстрелялась раньше других.
— Ясно. — Луиза свирепо смотрела на меня. — А теперь давайте заказывать, я вас умоляю.
После бесконечного обсуждения мы определились: ассорти из закусок на всех плюс все те же блюда, которые мы заказывали с самого первого визита в «Массимо». И две бутылки вина — белое и красное. Я начала открывать подарки и читать поздравления. И тут со мной приключилось нечто неожиданное — я настолько расчувствовалась, что пришлось извиниться и выйти из-за стола.
В принципе, сентиментальность поздравительных открыток всегда оставляла меня равнодушной, хотя я тот еще нытик. Но тут, увидев пару строк маминым почерком, я почувствовала, как к горлу подкатывает комок. «Нашей замечательной дочке. Любим, целуем, мама и папа».
