— Упьёмся! Упьёмся! Упьёмся! — Духи плотоядно застонали, завыли протяжно. — А пока разделить их! — Приказал Синий. Он приподнялся и заглянул в глаза Тима прозрачными шарами. — Ты опасный, ты очень опасный. Поэтому ты умрёшь первым. Я буду пить из тебя силы. И на это же обречены твои друзьишки! О, как это больно, когда из тебя уходит жизнюшка!!!
— Но позвольте, — закричал Родион. — Оставьте мальчика в покое. Он не виноват в вашей жизни… то есть в вашей смерти… то есть в вашей смертежизни. Пожалейте ребёнка!
— Нас никто не пожалел! Наша цель — это мЭсть! Мы мстим всем за наше ужасное существование! По справедливости мстим! — Простонал Синий.
Одни духи схватили и потащили куда-то Тима, другие — Обби и Родиона.
Тима втолкнули в крохотную комнатушку, единственным освещением которой было голубоватое тело духа-стражника — оно освещало её не лучше и не хуже «синей лампы», служащей для прогревания уха. Противный холодок Тим обнаруживал то в животе, то на лбу, то в ухе. Не то чтобы он боялся того, что должно было произойти с ним. Но сознание погибели его раздражало. Несколько вариантов побега тут же пронеслись в его голове, но — увы! — они были неосуществимы. Тим дотрагивался до стен, незаметно проверяя, нет ли в них пустот или потайного хода.
— Да ты не бойся, — подал заунывный голос дух, растекаясь голубой лужей на каменном полу. — Может, это и не так больно. Другие жертвы кричали не больше десяти часов.
— Неужели? Не больше десяти часов? — Тим изобразил в своём голосе восторг. — Я и сам люблю покричать десять часов подряд! Правда, когда меня к этому никто не вынуждает.
Голубой захихикал, его прозрачное тело затряслось, как студень.
— Господи боже мой! — Голос духа слегка потеплел. — Двести лет не слышал нормальной человеческой шутки! Хи-хи-хи! Эх, а когда-то я был мастером острот! Раньше я был, знаешь каким? — Голубая лужа забурлила и превратилась в высокого прозрачного военного со шпагой, ранцем, шляпой-треуголкой. Он лихо подкрутил прозрачный ус и сделал такой жест пятками, который обычно делается, чтобы звякнули шпоры, но сейчас никаких звуков не последовало. — Кры-ы-ысавец! — Не без гордости заявил дух — Я нравился женщинам и обожал разгадывать загадки. О-о-о! Мне пришла в голову маленькая, но гениальная мысль! Позагадывай мне загадки. Двести лет никакой умственной зарядки! Тебе всё равно скоро умирать! А мне тут киснуть не емши, не пимши! Позагадывай мне загадки — сделай доброе дело на прощание! — Дух превратился в маленького пухлого мальчика и застенчиво потеребил Тима за полу джинсовой курточки.
— По законам сказок, — сказал Тим, — если не сможешь сказать ответ, ты меня должен выпустить. Договорились?
— Да ладно тебе, — замахал шестью руками дух, превратившись в индусского бога Шиву, — тоже мне, образованностью щеголяет. Не выпущу я тебя, даже не проси. Все сказки здесь отменяются! — Он превратился в дряхлую старушку и зашепелявил, скаля единственный зуб: — Милочек, ну загадай загадочку. По бедности нашей, по скудости, смилуйся.
— Ну, хорошо, — сказал Тим, задумчиво подняв голову и изучая потолок. — Слушай первую. Даже белый может быть чёрным, а невезучий — счастливым. И сколько бы раз не умирал, каждый раз он новый.
— Ах ты, ах ты, кудах-ты, кудах-ты… — Привидение превратилось в курицу, которая заполошенно носилась по комнатёнке. — Сейчас-сейчас. Подожди-подожди! — На полу уже пыхтел голубой ёжик. — Это первая, это всего лишь первая зага… Так, для разми… Может быть, это… Нет, а вдруг я ошибу… А может быть, это… Нет-нет-нет! Ни за что не ска… Я не хочу ошиба… Я умный! Я загадки любил и нравился женщинам! Говори быстрее разга… Мне не терпится узнать разгадку! — На полу крутилась голубая лиса, не в силах поймать свой хвост. — Быстрее говори, пока я не сошёл от огорчения с ума!
— И зачем так переживать? — Упрекнул Тим. — Это день! Белый день может стать для меня чёрным, если ваш Синий не поменяет решение, или если ещё что-нибудь не произо…
— Ну-ну, дальше-дальше, — завопил дух, ставший огромной жабой. Она нетерпеливо подпрыгивала и шмякалась на пол. — Получше загадки загадывай! Загадывай хорошие загадки, не такие загадистые, а не то у меня мозги так загадятся, что их никто разгадить не сможет!
— Скорее, не живой, чем живой. Скорее, бестелесный, чем из плоти. Скорее, вредный, чем полезный. Ну, и какой же будет ответ? — Прищурился Тим, наблюдая, как у божьей коровки, нарисовавшейся в воздухе секунду назад, вытягивается хобот, растут гигантские плоские уши — и вот уже под потолком плавал слон.
— Боже мой, боже мой! — Завопил дух, растекаясь лужей. — А вдруг я ошибу… Я не хочу ошиба… Я не должен ошиба… Я нравился женщинам! — Он превратился в понурого осла, бесперебойно икающего. — Я был такой умный и красивый! Я не могу ошибаться во имя памяти моих поклонниц! А ну быстрее говори разгадку!
— Это ты сам и есть! — Развёл руками Тим. — Ответ: дух! Призрак! Привидение, если тебе будет угодно!
— Ай, ай, ай, — пригорюнились и заплакали прозрачные старичок со старушкой, заботливо подставляя друг другу по огромному прозрачному ведру для прозрачных слёз. — Как же так? Я бы отве… я знал отве… Но… Но… Но… Я боюсь сказать непра… Ведь я так нравился женщинам. Я не могу обижать их память своей умственной неполноценностью. Ещё, ещё загадку!
— Ну, хорошо же, — сказал Тим, с сочувствием разглядывая голубое ухо, растущее из гигантской ноги. — Скорее, сто неживых, чем сто живых. Скорее, сто бестелесных, чем сто из плоти. Скорее, сто вредных, чем сто полезных. Что это?
— Ах ты, беда какая! — Оглушительно заорала голубая ворона. — Ты так, да? Это не по-товари… Не мог ничего лучше приду… Я от тебя не ожида… — На Тима наскочили два коня и принялись топтать, но, к счастью, невесомые животные не причинили мальчику ни малейшего вреда. — Я не могу ошиба… Я ведь совсем перестану себя уважать, если скажу непра… А ведь я когда-то нравился женщинам и любил загадки! Почему ты не думаешь о них? Говори же быстрее ответ!!!! — Дубина обрушилась на голову Тима, но ни один волосок не пошевелился из упрямого вихра пленника, кажется, обречённого на неминуемую гибель.
— Это сто духов, — вздохнул Тим. — Сто призраков, или сто привидений, если тебе это угодно.
— Ты коварный! Ты самый злобный, мерзкий, глупый, противный, дурацкий, нефертикультяпный, отвратительный, мерзопакостный мальчишка, — глухо доносилось из прозрачного кладбищенского холмика с высоким крестом. — Ты убил меня. Вся моя жизнь и вся моя смертежизнь пошли насмарку! А ведь когда-то я так нравился женщинам! Загадку! Загадку! Загадку! — Кричал в прозрачный микрофон прозрачный толстый дяденька. — Сейчас я точно отгадаю загадку! Я чувствую в себе силы нравиться женщинам!
— Ну, хорошо же! Слушай внимательно! Они могут быть мёртвыми, но никогда — смертельными. Они могут быть долгожданными, но иногда их прогоняют. Они могут быть в руку, но никогда — в ногу.
— Я знаю! — Пропели губы, растянутые в самодовольную улыбку, слоистым туманом плавающую по комнатёнке. — Я не боюсь ошибиться! Какая лёгкая загадка! Ха-ха-ха! С неё бы и следовало тебе начинать, милый друг! Всё-таки не зря я так любил загадки и нравился женщинам! Вот тебе мой ответ: это тысяча духов! Тысяча призраков или тысяча привидений, если тебе это угодно!
