Он ожидал, что она либо станет извиняться, либо обругает его, либо обольет презрением, но она просто молчала. Дым ровно поднимался к потолку.
Ни единой спирали, подумал он. Никакого волнения, вообще никакой реакции.
– Ты работаешь не на музей, – произнес он с расстановкой. – Ты работаешь на себя.
И вдруг он понял, на кого она похожа – на женщин с некоторых полотен. Тот же непроницаемый взгляд, который рождает беспокойство у любого мужчины. И уверенность в том, что этим женщинам известны вещи, о которых они не говорят, но если достаточно долго постоять у картины, то начинаешь интуитивно чувствовать эту тайну в их неподвижных зрачках. Превосходство, неодолимое и мудрое.
Понимание жизни, идущее от начала времен. И снова – как тогда, когда он впервые был у нее дома, – его донимала мысль, что бывают и девочки с таким взглядом, хотя не было у них еще опыта, чтобы обрести его, не было у них и времени, чтобы научиться ему. Наверное, так смотрела Пенелопа, когда после двадцатилетнего отсутствия явился Одиссей и потребовал свой лук.
– Я не просила тебя приезжать в Мадрид, – сказала она. – И не просила, чтобы ты устраивал неприятности себе и мне в Барселоне.
Кой, погруженный в свои мысли, смотрел на нее, открыв рот, и вид у него был довольно дурацкий.
– Это точно, – признал он.
– Ты сам захотел играть в эту игру. Я всего лишь установила правила. А подходят они тебе или нет – дело твое.
Только теперь она пошевелилась – поднесла к губам руку с сигаретой, и между пальцами сверкнул огонек. Потом снова застыла, и дым опять стал подниматься к потолку совершенно ровной струйкой.
– Почему ты мне врала? – спросил Кой.
Танжер тихо вздохнула. Ей все это уже надоедало.
– Я тебе не врала, – сказала она. – Я рассказала тебе ту версию, которая мне была удобнее… Не забывай, я тебя не звала, это мое приключение. И ты не можешь от меня ничего требовать.
– Эти люди опасны.
Прямая струйка дыма закрутилась легкими спиралями – она невесело и негромко рассмеялась.
– Отличный вывод! И большого ума требует, верно?
Она еще посмеялась, но, глянув на мокрое пятно на ковре, умолкла. Синие глаза ее потемнели.
– Что ты теперь собираешься делать?
Она ответила не сразу. Потянулась рукой к пепельнице, чтобы погасить сигарету. И гасила ее тщательно, не слишком нажимая, аккуратно и старательно, пока окурок не потух. И только тогда передернула плечами и вскинула голову.
– То же самое. Искать «Деи Глорию».
Потом медленно прошлась по комнате, проверяя, все ли приведено в порядок. Выровняла ряд «Тинтинов» на книжной полке, поправила фотографию в рамке, на которую Кой время от времени поглядывал: светловолосая девочка-подросток и загорелый улыбающийся мужчина без пиджака. Кой подумал, что она ведет себя так, будто у нее в жилах вода, а не кровь. И тут вдруг она остановилась, задержала дыхание, потом с силой выдохнула, и это был совсем не стон, а скорее хрип ненависти и бешенства. Одновременно она колотила рукой об стол, нанося короткие, резкие удары. Она, видимо, сама была поражена, или ей стало слишком больно. Она замерла, снова задержала воздух в груди, рассеянно глядя на свою руку, как будто не узнавала ее.
– Сволочи, – сказала она совсем тихо.
Она овладела собой, и Кой видел, какого труда ей это стоило. Она глубоко дышала носом, скулы ее напряглись, губы сжались, но она уже снова искала, чтобы еще привести в порядок, словно десять секунд назад ничего не произошло.
– Что они унесли?
– Ничего существенного. – Она по-прежнему оглядывала комнату. – Уррутию я вернула сегодня в музей, у меня остались две хорошие копии сферической карты, с которыми можно работать… Из современных карт они забрали только одну – с карандашными пометками. Были еще кое-какие данные на жестком диске, но ничего особо важного.
Кой чувствовал себя неловко. Ему было бы легче, если бы она плакала, жаловалась, возмущалась… В таких ситуациях мужчины знают, что делать. Или им кажется, что они знают. Во всяком случае, это как в кино – каждый исполняет свою роль.
– Забудь и думать об этом.
Она повернулась к нему с подчеркнутой медлительностью, словно в ее глазах он стал одним из предметов в гостиной, которые надо было поставить на место.
– Послушай, Кой. Я тебя не просила лезть в мои дела. И не просила давать мне советы… Это ясно?
Она опасна, подумал он. Может быть, даже опаснее тех, кто перевернул ее квартиру вверх дном и убил собаку. Опаснее меланхоличного недомерка и далматинца – охотника за сокровищами. Все это произошло, потому что она опасна, и они это знают, а она знает, что они это знают. Она опасна и для меня.
– Ясно.
Он кивнул – не то покорно, не то уклончиво.
Поразительно, но этой женщине ничего не стоило заставить его чувствовать за нее ответственность и в 1-то же время ощущать, что его тут только терпят. Танжер, видимо, было мало его односложного ответа.
Она смотрела на него, как боксер, которому наплевать на гонг и на предупреждения арбитра.
– В детстве я обожала ковбойские фильмы, – неожиданно сказала она.
В тоне ее ностальгических настроений не звучало. Казалось даже, что она слегка посмеивается над собой. Однако она была страшно серьезна.
– А ты их любил?
Он смотрел на нее и не знал, что сказать. Ему нужно было хоть полминуты, чтобы перестроиться, но она не дала ему времени на ответ. Да, видимо, ответа она и не ждала.
– Насмотревшись их, я решила, что существует два типа женщин: одни начинают кричать, когда на них нападают индейцы, а другие берут винтовку и стреляют.
Она говорила не агрессивно, а просто твердо, однако для Коя эта твердость звучала чертовски агрессивно. Она замолчала, и казалось, что она больше ничего не скажет. Но она подошла к фотографии в рамке и прикрыла глаза. Хрипловатым низким голосом она добавила:
– Я хотела быть солдатом и держать в руках винтовку.
Кой потер нос. Потом потянулся к затылку, и так несколько раз. Эти жесты выражали его неуверенность. Интересно, спрашивал он себя, то ли эта женщина читает мои мысли, то ли она сама вкладывает мне их в голову, а потом тасует и выкладывает на стол, как колоду карт.
– Палермо мне предложил работу, – сказал он наконец.
Он задержал дыхание и вытащил из кармана его визитную карточку с номерами телефонов. Повертел в пальцах перед Танжер. Она смотрела не на визитку, а на Коя. И смотрела так пристально, точно хотела увидеть, что делается у него в мозгу.
– И что ты ответил?
– Что я подумаю.
Она едва улыбнулась. Одна секунда на расчеты и две секунды – на недоверие.
