Помнит ли Тия, как прежде, выполнив обязанности хозяйки на приемах, устраиваемых их компанией, она пряталась в укромных уголках вместе с ним? Кем бы она ни притворялась – хорошей девочкой или послушной дочерью, – оставаясь с ней наедине, Зик видел настоящую Тию. Видел зарождающийся блеск той женщины, какой она со временем станет.
Зик покачал головой. Глядя на Тию в босоножках на высоких каблуках, в сарафане и бог знает в чем под ним, а не в джинсах, майке и розовых трусиках, он понял, что девушки, которую он любил, больше нет. Та Тия никогда не согласилась бы выйти замуж за его брата, невзирая на веские доводы их отцов. Той Тии хотелось любви, настоящей любви. И несколько месяцев он думал, что она ее нашла.
Что ж, он ошибся.
Зик легко нагнал Тию. Может, у нее и длинные ноги, но у него все-таки длиннее.
– Так сколько людей придет на это сборище? – небрежно спросил он.
– Сборище? – Тия остановилась. – Ты только что назвал мою свадьбу сборищем?
Зик пожал плечами. Приятно видеть, черт возьми, что он по-прежнему может волновать ее. Если так, предстоящая пара дней не будет лишена веселья. Должно же быть в этом что-то хорошее.
– Извини. Я хотел сказать: в сказочный, грандиозный день, когда ты перед лицом Господа навек соединишься со своей единственной любовью, избранником твоего сердца и души. Так сколько гостей приглашено?
При виде ее вспыхнувшего лица Зик испытал удовлетворение. Может, это и была детская выходка, но он не собирался делать вид, что верит, будто этот брак заключается по любви. Это была сделка в интересах бизнеса – как и все, что дорого Моррисонам и Эштонам.
– Двести шестьдесят восемь, – отчеканила Тия. – По последним подсчетам.
– Что ж, узкий круг самих близких, – прокомментировал Зик. – Именно так, как нравится моему отцу. Где ты всех разместишь? Нет, конечно, вилла огромная, но все-таки трудно представить твоих гостей спящими на раскладушках на террасе.
– Мы забронировали отель неподалеку. Весь день туда и обратно будут курсировать микроавтобусы и такси. – Между бровями Тии пролегла морщинка, выдавая ее раздражение. Это тоже было что-то новое. – А тебе-то что до этого? – поинтересовалась она.
– Как-никак, я шафер, – напомнил Зик. – Я обязан все знать.
Это послужило последней каплей. Развернувшись, Тия подбоченилась и бросила на него яростный взгляд:
– Зачем ты приехал, Зик? Только не корми меня всякой чушью о братском долге. Я прекрасно знаю, каково твое мнение о Флинне.
В самом деле? В таком случае она могла бы его просветить. Зик уже давно оставил попытки разобраться в своих отношениях с братом. После отъезда из дома он месяцы провел без сна, размышляя о том, мог ли он изменить то, что произошло, если бы осознал все раньше – до последнего разговора с отцом, разговора, который и заставил его уехать навсегда. Впрочем, что было, то было. Нужно двигаться вперед. Кроме того, сейчас дело не в нем и Флинне. Дело во Флинне и Тии.
– Поскольку ты отвергаешь версию братской любви, то вряд ли поверишь, если я скажу, что приехал из чувства долга. – Зик пожал плечами. – Меня гораздо больше интересует, что сказали тебе наши отцы, когда заставляли выйти замуж за Великого Притворщика.
– Не называй его так! – воскликнула Тия. – Это не было смешно, когда мы были детьми, и не смешно сейчас. Ты не можешь поверить, что я хочу выйти замуж за Флинна?
– Да.
– Ну, так вот, я этого хочу! – Ее глаза сверкнули.
Зик прислонился к солнечно-желтому камню, которым были облицованы стены холла, и взглянул на террасу, за которой виднелись виноградники. Похоже, они больше не спешили на встречу с организатором свадьбы, и это давало ему шанс вызнать, что здесь происходило в последнее время.
– В самом деле? – спросил он, скрестив руки на груди. – Значит, мысль, что эта свадьба укрепит слияние двух семей, никогда не приходила тебе в голову?
Тия скорчила гримаску:
– Отчего же? Приходила.
– Даже если нет, не сомневаюсь, что твой отец высказался на сей счет предельно ясно.
Насколько помнил Зик, Томасу Моррисону всегда удавалось заставить дочь просчитать последствия своих поступков. Особенно, если он мог от этого выиграть. Впрочем, в противном случае – тоже.
– Но это не значит, что не я принимала решение, – возразила Тия.
Неожиданно все отошло на второй план. В эту минуту Зик был способен думать только о ее предыдущем решении, принятом перед тем, как он оставил семейный бизнес и свою прежнюю жизнь.
– Конечно нет, – сказал он, чувствуя горький привкус во рту. – Мне известно, что ты любишь продумывать свои решения, пока не убедишься, что выбрала самый выгодный вариант.
Рот Тии приоткрылся. А что? Неужели она рассчитывала, что он не заметит корыстные мотивы? Восемь лет назад ей, может, и удалось его одурачить, но сейчас он стал умнее. Зик точно знал, что важно для Тии. Не он.
– Что именно ты хочешь этим сказать? – процедила она сквозь зубы. – Я бы на твоем месте хорошо подумала, прежде чем ответить.
Зик ослепительно улыбнулся.
– Эта свадьба приобретает особый смысл, если вспомнить, почему восемь лет назад ты предпочла остаться здесь, а не уехать со мной. Ты изменила решение, как только узнала, что я больше не являюсь наследником. – Он небрежно пожал плечами, зная, что это окончательно выведет ее из себя. – Но, должен заметить, у тебя ушло чересчур много времени на то, чтобы заарканить Флинна.
Она вот-вот взорвется. Взорвется от ярости и досады, выкрикивая горькие и сердитые слова в намеренно грубо обработанных стенах этой прекрасной виллы.
Однако это заставит Зика Эштона ухмыльнуться еще шире. Поэтому Тия сделала глубокий вдох и приготовилась лгать.
– Тебе, возможно, трудно в это поверить, но я люблю твоего брата.
Голос ее звучал холодно и спокойно, и Тия почувствовала, как ее переполняет гордость. Она сумела совладать со своим гневом. Было время, когда одно слово Зика заставляло ее вскипать. В детстве он вызывал у нее исключительно досаду или злость. Позднее, когда они стали подростками, досада неожиданно переродилась во влечение, а гнев – в возбуждение…
Но теперь ему не удастся ее задеть. Она повзрослела, контролирует свою жизнь и отвечает за свои решения. Колкости и комментарии Зика Эштона больше не имеют над ней власти.
– Любишь? – Зик поднял бровь. – Мне кажется, что ты неправильно понимаешь значение этого слова.
– Поверь, я прекрасно знаю, что оно означает.
Любовь означает невыносимую боль потери. Тию удивляло, почему многие считают любовь благом.
– Ну, я просто в восторге оттого, что ты наконец нашла свою настоящую любовь. А я, подозреваю, был всего лишь учебным плацдармом.
В животе у Тии все сжалось в тугой узел. Нет, она не думала, что Зик забыл их юношеское увлечение или простил ее за то, как все закончилось. Однако она не ожидала, что он заговорит об этом. Разве мужчинам не полагается быть сильными и скрытными?
