– Я бы хотел перемолвиться с тобой словечком в кабинете, если ты не против. После восьми лет нам есть что обсудить.
Если Зик не ошибался, тема для обсуждения у них была только одна. Однако он послушно встал из-за стола. Разве он может отказать себе в удовольствии отвергнуть предложение своего старика?
В качестве кабинета Эзикиел использовал большую комнату в фасадной части виллы – скорее всего, в ней чаще выпивали и ели канапе, чем вели дела. Огромный стол в центре выглядел не на своем месте.
Перед столом стояло кресло для посетителей, но Зик, подумав, расположился в кожаном кресле возле незажженного камина. Он уже вышел из того возраста, когда ему, провинившемуся ребенку, надлежало сидеть напротив отца и ждать, когда его накажут.
– Присаживайся, – с запозданием предложил Эзикиел. – Виски или бренди?
– Я бы предпочел сразу приступить к делу, – сказал Зик.
– Как пожелаешь.
Тем не менее Эзикиел подошел к бару и налил себе виски. Зик подавил желание заскрипеть зубами.
Наконец его отец устроился в кресле напротив, поставив бокал на столик между ними:
– Значит, ты продаешь свой бизнес.
– Да, ходят такие слухи, – согласился Зик, закидывая ногу на ногу.
– Не только слухи, – возразил Эзикиел. – Я слышал, ты вел переговоры с «Гласхаус».
Плечи Зика напряглись. Кроме него, его партнерши Деб и генерального директора «Гласхаус» о переговорах никто не знал. Кто-то из них проболтался. Это ему было совершенно не нужно.
– Значит, это правда. – Эзикиел покачал головой. – Они – наши главные конкуренты, Зик. Почему ты не обратился ко мне? Или это еще один способ, чтобы привлечь мое внимание?
– Я не нуждался в твоем внимании последние восемь лет, отец. И сейчас оно мне не нужно.
– В самом деле? – Эзикиел потянулся к бокалу с виски. – Ты уверен? Как-никак, ты мог бы уехать куда угодно и заняться чем угодно. Однако ты остался в стране и основал компанию, которая является прямым конкурентом семейного бизнеса.
– У меня свое мнение, – бросил Зик.
Хорошо, он готов признать, что доля правды в словах отца есть. Но – только доля.
Эзикиел взглянул на него в упор. Зик и бровью не повел.
– Хм… – протянул отец.
Зик выжидал. «Время делать предложение, папа».
– Надеюсь, ты понимаешь, что мой сын не может сотрудничать с «Гласхаус». Однако это можно исправить. Работай на нас! Мы заплатим столько, сколько готовы заплатить они, и ты будешь руководить своей компанией под покровительством «Моррисон – Эштон». Более того, ты сможешь возглавить интернет-отдел.
Неплохое предложение. Возглавить интернет-отдел… Это открывает большие перспективы. Можно наконец перетащить «Моррисон – Эштон» в двадцать первый век. И он каждый день будет видеться с Тией…
– Нет, благодарю. – Зик встал. Ему больше не требуется отцовское одобрение или место в совете директоров. Ему даже не нужно стараться быть лучше Флинна. Наконец-то он сам себе хозяин, сам себе голова. – Как только продам компанию «Гласхаус», я возьмусь за что-нибудь новенькое. За совершенно новый проект.
За то, что не будет связывать его с семьей или с Тией.
– Ты твердо решил? – Зик увидел разочарование в глазах отца. – А если я напомню о лояльности по отношению к семье?
Зик хохотнул.
– Не стоит. Ты никогда не проявлял ее по отношению ко мне. Ты отдал все Флинну. Ты хотел, чтобы я нашел свой собственный путь. – Он распахнул дверь. – Что ж, отец, я его нашел. И он ведет не в «Моррисон – Эштон».
– Ну и денек! – Флинн опустился рядом с Тией на качели.
– Да уж. – Тия взяла предложенную ей чашку и вдохнула аромат кофе. – Без…
– Без кофеина, – кивнул он. – Я знаю, что нравится моей будущей жене.
Тия сделала осторожный глоток:
– К тому же сейчас я и так не сплю.
– Вот как? – Флинн откинулся на спинку сиденья и осторожно, чтобы она не разлила кофе, положил руку ей на плечи и притянул к себе. – Не хочешь поделиться, какие мысли заставляют тебя бодрствовать?
Тия позволила ему раскачать качели; движение вперед-назад помогло ей расслабиться.
Они спали в разных комнатах. Поэтому Флинн не догадывался, что она каждую ночь лежит без сна, уставившись в потолок, с нетерпением ожидая, когда же со свадьбой будет покончено и будущее станет простым и определенным. Но надо считаться и с Флинном. После свадьбы он станет ее спутником на всю жизнь, поэтому следует с ним поделиться, сказать – хотя бы частично – правду.
– Наверное, я просто нервничаю перед свадьбой, – призналась Тия.
– Потому что выходишь за меня? – спросил Флинн. – Или тебя тревожит само мероприятие?
– Последнее. – Тия прислонилась головой к его плечу и вздохнула. – Хочу, чтобы все поскорее закончилось. Чтобы мы остались здесь одни и спокойно провели медовый месяц. Ты понимаешь?
– Да, да. Понимаю.
Тия улыбнулась, услышав, с каким чувством он это произнес. Вот почему их брак может стать удачным. Во всяком случае, он будет удачнее всех тех отношений, в которые она вступала и которые завершились крахом. Они дополняют друг друга, они – пара. Если бы они еще и любили друг друга, это был бы идеальный брак.
Но любви сопутствуют страсть, эмоции, боль. Нет, дружба и понимание гораздо лучше. Их жизнь будет спокойной и мирной.
Будет. Когда свадьба останется в прошлом…
– Ожидание измучило меня, – пожаловалась Тия. – Представляешь, Зик застал меня в одном белье. Он сказал, что ты послал его ко мне, поскольку тебе нельзя видеть мое платье накануне свадьбы.
– Прости.
Тия махнула рукой:
– Это не твоя вина. Просто еще одна деталь, которая делает этот день трудным.
– Зато объясняет, почему Зик сегодня вел себя несколько странно, – пробормотал Флинн. – По-моему, он всегда к тебе неровно дышал, даже в детстве.
Неровно дышал… Тия спрятала голову на груди Флинна, скрывая свою реакцию. Какое же это преуменьшение! Сначала она полагала, что Флинну известно кое-что о ее отношениях с его братом. Однако выяснилось, что он пребывал в неведении.
– А мне кажется, это оттого, что Зик встретился со всеми нами после долгой разлуки.
– Это был его выбор, – заметил Флинн. – Он мог вернуться домой в любой момент.
– Может быть.
И все же, что заставило Зика вернуться сейчас? Может, он уступил желанию своего отца? Нет, не для того, чтобы удовлетворить его просьбу, а чтобы продемонстрировать, что он больше в нем не нуждается.
Хотя Зик не выглядел озлобленным. Он больше не был сердитым пареньком с взрывным характером, пылающим жаждой мести своей семье, своей жизни. Ей, наконец.
