— Может быть, очень может быть, капитан. Том Тинкерман не был критиком разговорного слова в чистом виде, и даже того, что Перси Ли назвал бы сентиментальной прозой. Его страстью был стиль, и Том действительно верил, что у каждого автора он уникален. Доктор Джим Хантер стал одержимостью Тинкермана — он прочел его «Бог спирали», прочел две другие книги и все статьи, которые Хантер когда — либо публиковал. «Бог спирали» оскорбил его идеалы, мораль и принципы, но и там был стиль, как и в других работах Джима. Том напыщенно говорил, что Бога оскорбляет все: от стиля до содержания — удивительно, верно? Я всегда чувствовал, что в основе его зацикленности на Хантере лежит расовое предубеждение, в глубине сердца Тинкерман был расистом. Его видение Бога — это взгляд белого человека, а чернокожего интеллектуала следует растоптать.
— Какое ужасное обвинение, декан.
— Знаю. Если бы он не умер, кто знает, что бы случилось.
— Доктор Тинкерман и доктор Хантер когда — нибудь сталкивались лбами на людях?
— Насколько я знаю, лишь однажды. Прямо перед Рождеством, на одной из профессорских вечеринок Эм — Эм. Том набросился на Джима Хантера так, словно тот лично распял Иисуса Христа. Неловкая ситуация.
— Вы помните суть произошедшего?
— Бог ты мой, нет! Мы все поспешили от них удалиться. Так было правильно.
— Прямо перед Рождеством? Значит, о его назначении на должность главы издательства уже знали?
— Да. Канун Рождества. Эм — Эм излучал дружелюбие и радость — прямо клубника со сливками.
— Эм — Эм слышал их ссору?
— Нет. Бобби Хаймен как раз рассказывал одну из своих замечательных историй.
— Как Джим воспринял нападки?
— С благородством. Слегка сжал губы, но оставался спокоен. Именно Том потерял хладнокровие.
— Думаю, только взвинченные ребята способны терять хладнокровие. Благодарю за все, декан. Вы подали мне одну идею. — Кармайн скривился. — Не уверен, что смогу за ней последовать, но хотя бы попытаюсь.
Необычная идея, но ее все — таки не стоит отбрасывать. Она не имеет ничего общего со стилем или той ссорой. Она лишь промелькнула в мозгу Кармайна во время рассуждений декана Вейнфлита о том, как различные вещи видятся на расстоянии; когда ничего нельзя услышать, но можно сделать самые разные выводы после того, как страсти утихнут.
Гус Феннелл, совершенно изможденный, только что вышел из прозекторской.
— Ох, что теперь? — раздраженно спросил он, но тут же встряхнулся. — Прости, Кармайн. Отстранение Патрика слишком загрузило работой меня и почти лишило его.
— Мы работаем над этой проблемой так быстро, как только можем, Гус. А теперь присядь — я сделаю тебе кофе.
— Я бы предпочел чай, — проворчал Гус.
Кармайн принес ему чаю.
— С молоком или лимоном?
— Без всего, пожалуйста. — Он сделал глоток, закрыв глаза. — Ух, теперь лучше! Ты зачем пришел, Кармайн?
— За ответами. Ты сделал гистологию того прокола в шее Джона Холла?
— Конечно.
— Что она показала? Я должен ее просмотреть.
Папка лежала у Гуса на столе, и он открыл ее.
— Повреждение слоя, но весьма поверхностное. На деле затронут только эпителий. — Он достал свои очки и, нахмурившись, прочитал. — Теперь понимаю, почему ты не помнишь. Кто бы ни делал эту гистологию, он сделал ее халтурно. Думаю, в лаборатории тогда из — за нового неопределяемого яда царила паника, а Пол и его лучшие сотрудники занимались именно тетродотоксином. Они друг друга подменяли, потому — то они и хорошие работники — не важно, какую экспертизу надо провести, каждый из них может сделать пробу или гистологию, баллистику или… или… в общем, там длинный список. У нас нет денег на лаборанта для каждой отдельной работы. Но именно эту гистологию я помню; ее делал новый парень — Брэд. Он лучше разбирается в баллистике, оружии и тому подобном.
— Так мы не знаем точных результатов? — уточнил Кармайн.
— По поводу глубины прокола — нет.
— Может, ты посмотришь исследования, Гус? Я оплачу тебе ленч в «Мальволио», когда захочешь, — стал умасливать его Кармайн.
— На твою удачу, все тетрадотоксиновые исследования еще в лаборатории, — ответил Гус, заинтригованный открывшейся возможностью.
Он отыскал коробку с образцами гистологии Джона Холла и стекла со слоями шейного прокола.
— На деле они неплохие, — с удивлением заметил он, рассматривая их через микроскоп. — Я бы сказал, что более глубокие слои вообще не затронуты. Думаю, твой парень получил подкожную инъекцию, а не внутримышечную.
— И что это меняет в отношении симптомов, Гус?
— Они протекают дольше. По исследованиям все четко видно, Брэд не схалтурил. Я должен сказать Полу, чтобы тот стер все неблагонадежные пометки в личном деле парня. Игла приподняла кожу и скользнула под нее, что обычно делают, когда вкалываемая субстанция концентрированна и нужно ввести всего пару капель, а не целую дозу. Также подобный прокол можно было сделать с помощью того приспособления, что ты мне показывал. — Гус с удовлетворением вздохнул. — Я должен переписать заключение.
— Какую отсрочку летального исхода дает подкожная инъекция?
Медэксперт задумался.
— Зависит от того, насколько сильно подкожный слой испещрен кровеносными сосудами, но согласно гистологии — жира там немного, яд подействовал сравнительно быстро. Собрав воедино все данные, можно сказать: от десяти до двадцати минут.
— Гус, дорогой мой, ты — настоящее сокровище, и ленч в «Мальволио» заменяется на ленч в «Горшочке лобстеров».
Из владений медэкспертов Кармайн направился во владения комиссара.
— Ты знаешь, что человеческий жир, как и животный, испещрен кровеносными сосудами? — спросил он, войдя в кабинет.
— Да благословят тебя смиренные длани Матушки Аннунциаты! В чем суть этого вопроса, о почитаемый капитан детективов?
Шутливое настроение Сильвестри говорило о том, что день начался неплохо. Кармайн едва не поперхнулся.
— Суть в шее Джона Холла, о великий и мудрый комиссар полиции. Его жировая прослойка так тонка, что не стоит и ломаного гроша, а значит: нет обильной сетки кровеносных сосудов под кожей и нет иглы, чтобы достала до мышечного слоя. Иными словами, у него была тощая шея. Наш отравитель на самом деле искусен, Джон. Он ввел Джону Холлу концентрированную смесь тетродотоксина прямо под эпителий — не более капли или двух, так думает Гус.
— Выходит, временное окно становится больше, — тихо добавил Сильвестри.
— Укол был сделан до захода мужчин в кабинет.
— Как мы это пропустили, Кармайн?
— Человеческий фактор, недосмотр, ложный посыл — выбирай. Ничьей вины нет, точно. Они только поставили нового парня на гистологию, ожидали увидеть след иглы и пеняли лаборанту, когда того следа не обнаружили. Парень был прав, а Гус — нет.
