К счастью для сибиряков, к тому времени как немцы начали бомбить район завода, их укрытия уже были готовы. «Ревуны», или «музыканты», как называли русские солдаты пикирующие бомбардировщики люфтваффе за их завывающие сирены, нанесли гораздо меньший урон, чем можно было ожидать. Окопы у гвардейцев Гуртьева были узкими, что защищало солдат от осколков, однако от постоянных разрывов земля дрожала, словно во время землетрясения. У многих это вызывало сильную тошноту и головокружение. Гулкие взрывы на время лишили их слуха. От ударных волн лопались стекла и выходила из строя связь.
Воздушный налет перед началом массированного наступления в Сталинграде называли «прогревание дома». Он продолжался до темноты. На следующий день эскадрильи «Хейнкелей-111» подвергли территорию завода «Баррикады» ковровым бомбардировкам. Потом ее снова засыпал град артиллерийских снарядов и мин. А затем огонь прекратился и стало тихо. Сибиряки знали, что последует за этим затишьем. Прозвучала команда «Приготовиться!», и тут же послышались лязг и металлический скрежет гусениц. На них шли танки.
Немцы были обескуражены. Выяснилось, что гвардейцы Гуртьева не собираются сидеть в окопах, дожидаясь их атак. Из 100-й егерской дивизии докладывали: «Русские каждый день идут на нас на рассвете и в вечерних сумерках».
[433]
Да, они поднимались в контратаки, и это вызывало у немецких военачальников недоумение, хотя они и вынуждены были признать, что такие действия изматывали их войска. Большую помощь в обороне завода оказывал заградительный огонь тяжелой артиллерии с левого берега Волги. Батареи стали бить, как только были определены координаты целей.
На заводе «Красный Октябрь» бойцы 414-го противотанкового дивизиона укрыли свои 45– и 96-миллиметровые пушки в развалинах, используя груды искореженного металла для маскировки и защиты. Орудия приготовились стрелять прямой наводкой – с дистанции 150 метров и даже меньше.
На рассвете 28 сентября два полка 193-й стрелковой дивизии переправились через Волгу, быстро подготовили позиции и заняли их. «Прогревание дома» для них провели на следующий день. Налет был чудовищный. Потери оказались большими, и остро встал вопрос о новых подкреплениях. Через реку срочно переправили 39-ю гвардейскую дивизию, хотя в ней насчитывалась лишь треть личного состава.
В начале октября немецкий штурм стал еще яростнее. В бой были введены новые силы – 94-я пехотная дивизия и 14-я танковая, а также пять инженерных батальонов, переброшенных в Сталинград по воздуху. Русские же только теряли… Их части были полностью раздроблены, нередко оставались без связи, но группами и в одиночку, не получая приказов, бойцы и командиры Красной армии продолжали сражаться. В бою на заводе «Баррикады» сапер Косиченко и оставшийся неизвестным танкист, оба с перебитыми руками, зубами выдергивали чеки из гранат. Саперы – у каждого под мышками, словно буханки хлеба, было две мины – ночью выходили из своих укрытий и ставили заграждение на ближних подступах к своим позициям. В конце концов немецкие атаки выдохлись. Гроссман писал, что фашисты не выдержали «железной силы сибиряков».
[434]
Известен случай, когда всего за одну атаку немецкий саперный батальон потерял 40 процентов личного состава. Его командира это повергло в настоящий шок.
Конечно, оказалась обескровлена и дивизия Гуртьева. Не было продовольствия. Подходили к концу боеприпасы. Тем не менее 5 октября через реку переправился заместитель командующего Сталинградским фронтом генерал Голиков и доставил в штаб Чуйкова приказ Сталина не только удержать город, но и выбить немцев из захваченных районов. Чуйков это невыполнимое распоряжение проигнорировал. Он понимал, что его части держатся только благодаря артиллерийской поддержке с противоположного берега реки. Вскоре требование Еременко и вовсе отошло на второй план. 6 октября, после непродолжительного периода спокойствия, немцы начали мощное наступление на Сталинградский тракторный завод. 14-й танковая дивизия атаковала его с юго-запада, а 60-я мотопехотная – с запада. За время боя один из батальонов последней был практически полностью уничтожен огнем «катюш». Чтобы достичь максимальной дальности стрельбы, пришлось приподнимать передние колеса грузовиков, на которых находились эти реактивные установки. А задние колеса буквально свешивались с обрывистого берега Волги… Тем временем части 16-й танковой дивизии немцев нанесли удар по Спартаковке – северному промышленному пригороду – и выбили из нее остатки 112-й стрелковой дивизии и 124-й бригады ополченцев. Теперь армия Чуйкова удерживала лишь узкую полоску земли у реки. Казалось, еще одно – последнее – усилие, и немцы столкнут противника в воду.
Переправляться через Волгу в таких условиях становилось все опаснее. Немецкие орудия, установленные на прямую наводку, давно пристреляли плацдармы 62-й армии, а теперь по ним били и пулеметы. Военные моряки из Ярославля построили узкий понтонный мост от Зайцевского острова до правого берега. С наступлением темноты по нему начинали двигаться красноармейцы – они несли защитникам города боеприпасы и продовольствие. Попасть в эту переправу оказалось трудно – мост действительно был очень узким, но для тех, кто шел по нему с тяжелой ношей, представляли огромную опасность разрывы снарядов по обеим сторонам понтона. Крупные грузы перевозили на судах, а обратно они везли раненых. Новые танки переправляли на правый берег на баржах. Василий Гроссман писал обо всем этом так: «…едва сгущаются сумерки, из землянок, блиндажей, траншей, из тайных укрытий выходят люди, держащие переправу».
[435]
Эти люди делали все для того, чтобы помочь тем, кто стоял насмерть в Сталинграде.
Около причалов на левом берегу в блиндажах были устроены пекарни и полевые кухни. Отсюда несли во флягах еще горячую пищу. Имелись даже бани. Такие условия жизни уже можно было назвать человеческими, но режим на левом берегу был почти таким же строгим, как в самом Сталинграде. Грузовые суда и их экипажи, объединенные в 71-ю особую вспомогательную роту, подчинялись непосредственно новому начальнику войск НКВД генерал-майору Рогатину. В его ведении было и военное управление Речного района.
Потери моряков Волжской флотилии были сравнимы с потерями батальонов на передовой. Например, пароход «Ласточка», перевозивший раненых, всего за один рейс получил десять прямых попаданий. Оставшиеся в живых члены экипажа весь день латали пробоины, а уже вечером снова отправились на правый берег. Иногда потери были обусловлены тем, что за один рейс хотели перевезти как можно больше. 6 октября перевернулась и утонула перегруженная лодка. 16 человек из 21 погибли.
[436]
Был случай, когда судно в темноте пристало к берегу не в том месте, где ему полагалось причалить, и 34 человека подорвались на минах. После этого минные поля окружили колючей проволокой.
[437]
