В рокочущем каменном потоке и клубах пыли, густых, как кисель, я потерял из виду всю свою троицу.
Еще некоторое время после того, как лавина, упершись в основание вала вокруг «Доры», остановилась, я судил о происходящем во внешнем мире только на слух.
Если же верить слуху, обещания Окунева сбывались точно по графику.
Низвергнувшись с орбиты, ракеты «Шпиль» с кассетными боевыми частями добивали ПКО ягну.
Вторым эшелоном, с интервалом секунд этак в десять, явились ракеты «Шпиль» в ударном исполнении.
Шум от них был такой, будто лежишь под поездом-монорельсом, который проносится, едва не цепляя брюхом твой нос, со скоростью хорошего флуггера.
Поскольку ожидаемо соразмерных взрывов не было, стало ясно, что ударные «Шпили» благополучно вписались в створ шахты и понеслись к астрофагу «Дора», засевшему на глубине.
Удивляться нечему: входная дырища у шахты была больше двух километров и промахнуться мимо нее не сумели бы даже самые допотопные клонские агрегаты.
Пора было уносить ноги.
Я включил ракетный ранец и вознесся на ревущем огненном столпе над клубами пыли, над перепаханным валом, над кряжем, ежесекундно меняющим свои очертания под ударами разнокалиберных позитронных пушек.
Инстинкт самосохранения требовал, чтобы я на полной скорости перевалил через кряж, вернулся на грешную землю и воссоединился со своей группой. Но панорама самого невероятного и небывалого сражения в истории российских ВКС, а может, и всей Великорасы, магнетизировала меня.
К тому же я не хотел возвращаться без своей троицы, я должен был разыскать своих людей живыми или мертвыми.
– Гончарик! Квакшин! Деревянко! Отзовитесь! Говорит Степашин! Отзовитесь немедленно! Если вы находитесь под завалом, дайте сигналы ракетами, электромагниткой или светошумовой гранатой… Да всем сразу просигнальте, сукины вы дети!
Над полем боя проносились наши и немецкие флуггеры. В отличие от меня их пилоты видели обстановку во всем ее многообразии. Для них, надеюсь, вся эта кутерьма в воздухе была наполнена смыслом.
Единственное, что понимал я, – на всем пространстве от астрофага «Антон» до «Цезаря» наши истребители рубятся с десятками, возможно, сотнями паладинов ягну. А флуггеры-ударники, те, кому посчастливилось не попасть под зенитный огонь и позитронные молотилки паладинов, одну за другой укладывают тяжеленные бетонобойные бомбы в отворы шахт.
Едва не опрокинув меня на спину реактивной струей двигателей, на сверхмалой высоте прошло звено европейских «Фульминаторов». Их бортстрелки отбивались от наседающих паладинов, одна из машин горела, у командирского «Фульминатора» был заглушен изуродованный левый маршевый. Но благодаря лихорадочной работе днищевых дюз машина кое-как держалась в воздухе.
От «Фульминаторов» отделились желто-черные шершни корректируемых бомб. И, раскрыв пышное хвостовое оперение, шустро нырнули в шахту.
«Желто-черные… Да это ж маркировка ядрён-батонов! Вот так пьянка пошла!»
Сразу вслед за тем командирский «Фульминатор» получил прямое попадание, стал совсем плох, опрокинулся на спину и пошел к земле.
«Ёханый бабай, чудище лесное… – пробормотал я. – Теперь им не катапультироваться…»
Но ангел-хранитель немецкого пилота не растерялся.
На нижней поверхности левого крыла взорвались баки, выплюнув в землю ядовито-зеленые змеи топлива.
Полученный импульс поставил флуггер на правое крыло.
Машина несколько секунд качалась, а потом начала поворачиваться брюхом к земле.
Лучшего шанса на спасение не придумать! Захлопали катапульты, разбрызгивая фрагменты бронеостекления всех трех кабин машины.
Над блестящими точками раскрылись оранжевые купола парашютов.
«Только бы их ветром в шахту не снесло», – с тревогой подумал я, провожая парашюты взглядом.
– Командир! Командир! Здесь Квакшин! Вызываю капитана Степашина!
– Квакшин?! Гриша?! Ты где?!
– Да мы здесь, командир! На склоне! Спускайся к нам! Собьют ведь!
Я развернулся и принялся глядеть, что там внизу.
– Не вижу вас! Шваркните гранату!
Склон озарился коротким проблеском сигнального взрыва.
Хотя я по-прежнему не видел циклопов, я пошел на снижение по указанному азимуту. И лишь когда бронированные сапоги моего скафандра ударились об оплавленный щебень, я различил на фоне хаотического скального узора три бугорка.
«А здорово работают эти „Богатыри“. Что там наши наколдовали с режимом „хамелеон“, что он стал в десять раз лучше прежнего?»
– Все целы? – спросил я.
– Относительно, – отвечал Квакшин.
– Ну тогда полетели отсюда. А то нас небось уже похоронили…
Никто не возражал.
«Дора» накрылась, когда мы достигли отметки 277.
Где-то там, в глубинах Алборза, грянул титанической силы взрыв и земля под нами буквально затанцевала. Землетрясение в шесть баллов, не меньше. К счастью, радиационное излучение взрыва съели отделявшие нас от эпицентра пласты плотных пород. А вот ударная волна – та нашла в себе силы преодолеть десятки километров шахты.
На белый свет с пугающим свистом вырвалось огненное торнадо и, кружась, принялось пожирать все вокруг.
Датчики температуры панически запищали, счетчики Гейгера – предостерегающе закрякали.
Парсер моего «Богатыря» доверительным голосом сообщил, что максимальное время пребывания в среде с новыми параметрами равняется пятидесяти семи минутам шестнадцати секундам. Идиотская точность, визитная карточка электронного разума…
К счастью, среда не собиралась сохранять «новые параметры».
Температура быстро падала, уровень радиации обещал оставаться высоким, но терпимым.
Правда, теперь ожидались сложности с радиосвязью, но на систему ближней ультразвуковой коммуникации эти сложности не должны были распространяться.
Я включил соответствующий режим. И призвал свою троицу двигаться к расщелине, где, как я помнил, дожидались нас остальные циклопы моей группы.
Картина, которую мы застали, заставила сжаться даже мое каменное сердце.
В коралловых зарослях зияли обугленные просеки.
Скалы были забрызганы бурой окалиной и покрыты синюшными засосами прямых попаданий.
Все это означало одно: кто-то из паладинов накрыл позитронно-пушечным огнем мою группу.
Будь он проклят!
Три тысячи раз проклят!
Но где же останки? Где обугленные скорлупы скафандров? Утерянное оружие?
Стоило мне подумать об этом, как мой взгляд упал на пистолет ТШ-ОН с отъехавшей назад затворной рамой и, следовательно, полностью расстрелянной обоймой.
