Тем временем, заметил Питер, тележку с тремя еще не остывшими индейками уже выкатывали из грузового лифта. Не успела она остановиться, как над ней склонились повара из разделочной. А поваренок отбыл за подкреплением.
Каждую индейку разрезать на пятнадцать порций. Быстро, с хирургической точностью. На каждую тарелку всего поровну — белое мясо, темное мясо, гарнир. По двадцать тарелок на поднос. Секунда, и он уже на стойке. Туда же, словно корабли, непрерывно плывут тележки с дымящимися овощами.
Андре Лемье, отослав людей с поручениями, ослабил группу сервировщиков. И сейчас сам встал на их место, заменив обоих. Дело пошло с удвоенной скоростью, — тарелки так и замелькали.
Тарелку… мясо… овощи… еще овощи… соус… передвигай тарелку… накрывай! На каждую операцию — по человеку; руки, пальцы, черпаки — все двигалось в одном ритме. Секунда — и полная тарелка… быстрее, быстрее! У сервировочного стола — длинная череда официантов, и она не уменьшается.
В другом конце кухни кондитер открывает один за другим холодильники, обследует их содержимое, выбирает, захлопывает дверцы. Кондитеры из главной примчались на выручку. В ход пущены все запасы сладкого. Все равно не хватает — брошен клич, чтоб доставили еще из подвалов.
И вдруг среди этой спешки новое осложнение.
Весть пошла по цепочке: от официанта к распорядителю, от распорядителя к старшему официанту и, наконец, дошла до Андре Лемье.
— Шеф, один джентльмен говорит, что не любит индейку. Спрашивает, нельзя ли заменить на ростбиф с кровью?
Толпа взмокших поваров ответила дружным смехом.
Тем не менее, отметил про себя Питер, просьба была передана по всем правилам, предусмотренным для таких случаев. Только шеф-повар мог разрешить отклонение от стандартного меню.
— Ну что ж, скажите, что он получить свой ростбиф, — усмехнулся Лемье, — только обслужить этот господин в последняя очередь.
Это тоже было давним правилом. Чтобы не портить отношений с клиентами, в большинстве гостиниц заменяли одно блюдо другим, даже если просимое блюдо стоило дороже заказанного. Но всякий раз, как и в данном случае, привереду заставляли подождать, пока соседи по столу не приступят к еде, а то — чего доброго — и другие последуют его примеру.
Наконец череда официантов у сервировочного стола начала убывать.
Большинство гостей, ужинавших в Большом бальном зале, включая опоздавших, были обслужены. На кухне уже появились подносчики с тележками, уставленными грязной посудой. По всему чувствовалось, что кризис миновал.
Выйдя из-за сервировочного стола, Андре Лемье вопросительно взглянул на кондитера.
Тощий как спичка творец сладостей, который, судя по виду, едва ли часто притрагивался к собственным произведениям, изобразил нолик из указательного и большого пальцев.
— Все готово, шеф.
Андре Лемье, улыбаясь, подошел к Питеру.
— Похоже, мсье, как у вас говорят, мы забивать гол.
— По-моему, это слишком слабое сравнение. Я просто потрясен.
— То, что вы сейчас видеть, — хорошо. Только, — и молодой француз передернул плечами, — это ведь часть работа. Не везде ведь так у нас скажешь: хорошо. Извините, мсье. — И Лемье отошел.
На десерт было мороженое с каштанами и горящие вишни в коньяке.
Подают это всегда торжественно — свет в зале убавляют, и официанты вносят пылающие подносы, высоко подняв их над головой.
Сейчас они как раз выстраивались перед служебным входом. Главный кондитер с помощниками в последний раз проверял подносы. Достаточно поднести огонь — и стоящее в центре блюдо запылает. Два повара ожидали неподалеку с длинной зажженной свечой в руке.
Андре Лемье внимательно оглядел шеренгу.
У входа в Большой бальный зал стоял наготове, подняв руку, метрдотель и только ждал сигнала от помощника шеф-повара.
Лемье кивнул, и метрдотель мгновенно опустил руку.
Повара со свечами устремились вдоль линии подносов, поджигая стоявшие на них блюда. Обе половинки служебных дверей распахнули настежь и закрепили в таком положении. В ту же минуту дежуривший у рубильника электрик притушил свет. Оркестр заиграл глуше и вообще умолк. В большом зале затих гул разговоров.
Внезапно луч прожектора прорезал пространство над головами гостей, осветив выход с кухни. Тишина длилась еще секунду, потом грянули трубы.
Едва они смолкли, орган вместе с оркестром рванули во всю мощь «Когда святые входят в рай». И в такт музыке в зале появилась шеренга официантов с поднятыми пылающими подносами.
Питер Макдермотт, чтобы лучше видеть, вышел в зал. Огромное помещение было набито так, что яблоку негде упасть.
«Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай…» — играл оркестр, а из кухни все шли и шли торжественным маршем официанты в ладно скроенных синих униформах. Их, как и всех, захватил этот спектакль. Через несколько минут многие из них вернутся в другой банкетный зал, где их ждет обычная работа. А сейчас, над их головами, словно сигнальные огни, плыли в полутьме пылающие подносы. «Когда святые, когда святые, когда святые входят в рай», — гремел оркестр. В зале раздались аплодисменты, потом ритмичная овация в такт музыке и марширующим вокруг зала официантам. Люди «Сент-Грегори» и на этот раз с честью вышли из трудного испытания. Ни один человек вне стен кухни и представить себе не мог, что считанные минуты назад повара и их помощники находились в критическом положении — и они с честью из него вышли. «Боже, я хочу быть там с ними, когда святые входят в рай», — играл оркестр. Официанты подошли к столам, свет в зале загорелся, и вновь вспыхнули аплодисменты и приветственные возгласы.
— На сегодня все, мсье, — сказал Андре Лемье, который снова стоял уже рядом с Питером. — А то, может, выпьете коньячку? Тут у меня на кухне есть небольшой запас.
— Нет, спасибо, — с улыбкой ответил Питер. — Представление было выше всяких похвал. Поздравляю!
Он уже пошел было прочь, как вдруг сзади услышал:
— Спокойной ночи, мсье. Не забудьте, о чем мы говорили!
— О чем? — Питер в растерянности остановился.
— Да о «супере» — об отеле, который мы с вами, можем создать.
Питера это позабавило и снова навело на привычные мысли, и он задумчиво стал пробираться между банкетными столиками к выходу.
Он уже почти дошел до дверей, как вдруг почувствовал: что-то не так.
И остановился, озираясь по сторонам, пытаясь понять, что не в порядке.
Внезапно до него дошло. Ведь доктор Ингрэм, вспыльчивый маленький президент конгресса стоматологов, должен был председательствовать и на банкете, одном из значительных событий конгресса. Но доктора не было видно ни на председательском месте, ни где-либо еще у длинного стола, за которым сидело руководство.
