В этот момент она услышала голос главного сокольничего Ибрагима: «Ну-ка замолчите немедленно, безбожники!»
Голоса тут же стихли. От звуков его голоса Хюррем как ошпарило. Значит, пока она здесь спит в одиночестве, он находится рядом с падишахом! «Ах ты, греческая свинья!» – пробормотала она. Значит, султан Сулейман вновь ломал голову над картами у себя в комнате вместе с проклятым греком.
– Вы совсем стыд потеряли? – продолжал Ибрагим.
Послышался высокий голос Сюмбюля-аги, который попытался было ответить: «Я же их предупреждал…» Но Ибрагим перебил главного евнуха: «Разве можно так врываться в покои падишаха? Что за бесстыдство! Разве вы не знаете, что наказание за вторжение в гарем, за нарушение его тишины и покоя – голова? Если известие, которое доставили из Крыма, не такое важное, берегитесь. Так и знайте. На ваши головы падет гнев падишаха».
Начальник стражи произнес какие-то слова, которых Хюррем не расслышала. Ибрагим какое-то время молчал, а затем сказал: «Немедленно известите Пири-пашу». Теперь и в его голосе чувствовалось легкое волнение: «А еще разбудите Ферхата-пашу. И не забудьте Ахмеда-пашу и Пияле-пашу. Наш повелитель выйдет в зал для приемов, чтобы выслушать крымского посланника».
Разговоры стихли. Закрылась какая-то дверь, должно быть, Ибрагим вернулся к падишаху. Звуки шагов и голосов удалились, и все объяла бездонная тишина гаремной ночи.
До утра Хюррем не сомкнула глаз. Что за важное и срочное известие могли доставить из Крыма султану Сулейман Хану, раз оно не могло подождать до утра? «Неужели умер Мехмед Хан?» – этот вопрос не давал ей покоя. – Если это так, то что со мной будет? Если Сулейман прогонит меня из гарема, то к кому мне идти, кроме Ай Балы?»
До той минуты она скрывала от себя все сомнения. С самого первого дня во дворце ей не давал покоя страх, что с ней будет, если ее прогонят. Сейчас она впервые признавалась себе в том, что по-настоящему боится вновь остаться бездомной. Ведь теперь рядом с ней не было никого, кто бы мог ее защитить. «Нет, – сказала она себе, – хан умереть не может. Ведь начальник стражи сказал, что сам крымский хан прислал гонца. Так что не бойся. Но ведь он не сказал, что гонец от Мехмед Гирей Хана. Может, Мехмед Гирей умер и его место занял другой хан?» Наутро она спозаранку отправилась в покои для наложниц, надеясь хотя бы там узнать, о чем сообщил крымский гонец. «Если бы там была Екатерина, та бы наверняка что-то вызнала», – думала Хюррем. Но никого не было. Екатерину она решила спровадить из дворца еще тогда, когда заметила ее полный зависти взгляд. Екатерина была для нее очень опасна. Если Екатерина заговорит, то Хюррем придет конец. Однажды, когда падишах спросил ее, что она хочет в подарок, она нашла возможность избавиться от нежелательной наложницы.
– Здоровье и благополучие нашего падишаха – самый главный подарок для нас.
– Но все-таки, что ты хочешь получить в подарок?
Хюррем приняла невинный вид и попросила великого султана отпустить на свободу ее любимую подругу. «К тому же, если вам будет угодно, она, может быть, удостоится счастливого замужества. Это будет угодно Аллаху», – сказала Хюррем с поклоном.
Не прошло и пятнадцати дней, как Екатерина была отправлена в Кютахью замуж за тамошнего пожилого пашу. На самом деле девушку не столько выдали, сколько отправили в ссылку. Но самое странное, Екатерина была довольна. Она радовалась, что стала женой паши, пусть он даже и был стар, а не осталась затворницей в четырех стенках гарема. Она сказала об этом, придя с благодарностью поцеловать руку Хюррем перед отъездом.
Покои наложниц без Екатерины словно бы утратили слух. Ночной шум никто из девушек не слышал. Хюррем вернулась несолоно хлебавши. Она немедленно отправила Джафера за Сюмбюль-агой. Последнее, что ей оставалось, – это отправиться к Хафзе Султан с расспросами: «Что произошло ночью, матушка? Что за известие отправил Мехмед Гирей Хан нашему повелителю?» Но она не собиралась этого делать.
Пока она ожидала Джафера, от волнения и нетерпения у нее разболелся живот. Она чувствовала, что во дворце что-то случилось. Выглядывая из зарешеченного окна, она видела, как стражники почему-то радостно приветствуют друг друга. Казалось, все что-то празднуют, но что именно?
Когда прибежал Джафер, терпение ее было уже на грани.
«Ну что, удалось что-нибудь узнать?» – набросилась она на него.
– Узнать удалось не много, госпожа. Во дворце праздник. Во все стороны рассылают гонцов, чтобы сообщить благую весть.
– Что за благая весть, говори.
– Крымский хан Мехмед Гирей… – едва Джафер произнес эти слова, Хюррем вздрогнула: «Значит, он жив». – …выразив почтение и уважение нашему падишаху, сообщил, что крымские воины одержали победу.
Казалось, чернокожий парень нарочно растягивает слова, чтобы побольше ее разозлить. Он, видимо, совершенно не понял, как ей не терпится узнать новость.
– Есть такая страна, которая называется Московское княжество. Крымский хан его завоевал, над их землями развеваются белый флаг Золотой Орды и алые и зеленые флаги великого султана Сулеймана Хана.
Она не поверила собственным ушам и отвернулась, чтобы скрыть слезы. «Какая я несчастная, – всхлипнула про себя она. – У меня не осталось ни родной деревни, ни родного дома, ни одной родной души. Как же я могу жить дальше, скажи, господи!» Пока печаль росла в ней, как грозовое облако, один вопрос мешал ей заплакать. «Кто я такая? – спрашивала она себя. – Кто я? Русская или уже турчанка?» В самом деле, кем она была?
Если она не могла решить, кем она была, то почему она плачет, узнав о том, что завоевали русских? Она увидела, как в соседней комнате Мерзука радостно обнимает Эмине. Конечно, татарка радовалась победе татар. «А может быть, я татарка?» Разве не прожила Хюррем шесть лет в землях Крыма, в крымском дворце? Верно, прожила. Разве не была Хюррем приемной дочерью Гюльдане Султан, супруги наследника Золотой Орды Менгли Гирей Хана? Она задумалась, затем резко подняла голову, распрямила плечи, вытерла рукой слезы. Она поняла, кто она. Нет, она не русская и не турчанка. Она член семьи Османов. Она Хюррем Хасеки, единственная возлюбленная повелителя мира султана Сулеймана. Пусть об этом знают все, и пусть это так и запишут.
Она поднялась с того места, где только что проливала слезы под изумленным взглядом Джафера. Надо было немедленно собраться и бежать к Валиде Султан. Никто не должен знать о том, что московитская неверная расстроилась, узнав о победе над Москвой, и никто не должен говорить, стоит ли теперь повелителю звать московитку к себе в покои.
Шагая по коридорам гарема, Хюррем приказала себе:
– Привыкай радоваться победам Османов, ведь ты их правительница.
XXXIV
Той зимой перемены следовали одна за другой. Дворец, который сначала не мог оправиться от тоски по ушедшему в мир иной на девятую зиму своей жизни шехзаде Махмуду, вскоре узнал о радостной новости – ее Хюррем Хасеки сообщила Валиде Султан.
