Марко Кетто сидел у себя, переживая известия последних дней, а по улицам Стамбула проходили победоносные войска. Во дворце то и дело слышалось: «Долгих лет жизни падишаху!» В мечетях возносились благодарственные молитвы за победу, за павших на поле брани читали мавлюд
[48]
. По повелению Хафзы Султан на дворцовой кухне непрестанно шла работа. Огромные казаны с пловом и супом кипели на огне, блюда ломились от пирожков, раскатывалась пахлава, рекой лились айран и шербет. Дворец в мгновение ока превратился в гигантскую общественную столовую. Все вокруг ели и пили, распевая победные песни.
На каждом углу только и говорили, что о героизме султана Сулеймана и его воинов. Кто-то поговаривал, что честь победы принадлежит и Хюррем Хасеки, вдохновившей повелителя.
Юный шехзаде Мехмед Хан тоже слышал эти разговоры. Хюррем много рассказывала ему об отце: «Однажды шейх-уль-ислам Али Джемали-эфенди говорит: “Давайте помолимся, чтобы победить”. А в ответ на это наш падишах очень рассердился и ударил кулаком по столу. “Разве, – говорит, – внуки Мехмеда Фатих Хана молиться должны? Разве от этого Явуз Селим в гробу не перевернется? Если нам завтра предстоит отправиться в лучший мир, с каким лицом мы предстанем перед ним? Вот как вы нам верно служите! Помолиться?!” Так гневался султан. И в этот момент Пири Мехмед-паша возьми да и скажи: “А что нам еще остается?” И тогда разразилась настоящая буря. Сулейман Хан в ярости вскочил с места и, прокричав: “Я вам покажу, что еще остается!”, схватив меч, выбежал из шатра. Вскочил на коня и помчался во главе войска прямо на крепость. Так упрямый Родос сдался повелителю мира Сулейман Хану».
Каждый раз, когда она это рассказывала Мехмеду, она словно бы слышала голос Сулеймана: «Родос – это мой тебе подарок, Хюррем Ханым». «Конечно, подарок, – говорила она про себя. – Подарок Хюррем от султана Сулеймана. Теперь Родос – это ожерелье у меня на шее. Подарок на рождение моему шехзаде Мехмеду».
Возвращение падишаха в Стамбул было полно великолепия. По дозволению Хафзы Султан Хюррем велела Джаферу приготовить карету. Взяв на руки шехзаде Мехмеда, она отправилась встречать султана Сулеймана. Султан, узнав, что Хюррем, лица которой он не видел полгода, встречает его с маленьким шехзаде, был вне себя от счастья. Увидев их, он слез с коня и сел к ним в карету. Теперь на лице Сулеймана была темная бородка. Рубины, которыми было усыпано украшавшее его чалму перо, мерцали в полумраке кареты, счастье светилось в его глазах. В этих глазах читалась любовь, читалась гордость. «О господи, – думала Хюррем. – Это мой муж, отец моего сына! Какой он сильный, какой красивый! Я благодарю тебя, Господь, за то, что ты даровал мне его». Думая об этом, она склонилась перед Сулейманом, поцеловала ему руку и произнесла, как ее учила Хафза Султан: «Да будет твое завоевание благословенным!» Тут ей на глаза навернулись слезы и она добавила: «Я держала свою клятву, повелитель. Пока вас не было, я не плакала». Она протянула ему ребенка: «Ваша покорная раба родила вам сына». Слезы стекали по ее щекам. «Наконец мой повелитель, отец моего сына, встретился с моим шехзаде. И теперь я могу плакать», – сказала она.
Сулейман обтер слезы с ее щек. «Долгих лет жизни тебе и твоему шехзаде, Хюррем», – прошептал он, аккуратно взяв сына на руки. Подняв кисею с лица ребенка, султан увидел, что тот растерянно смотрит на своего отца, которого видит впервые в жизни, глазами Хюррем. Лицо падишаха расплылось в полной любви улыбке. Он аккуратно коснулся указательным пальцем розовых губок ребенка. Младенец поймал толстый палец и ответил отцу первой улыбкой. Сулейман вдохнул волшебный аромат малыша: «Мой дорогой Мехмед Хан! Ты получил имя от нашего великого предка, Фатих Мехмед Хана. Я желаю тебе таких же долгих лет жизни и такой же удачи, как ему».
Выйдя из кареты с Мехмедом на руках, он направился к своим воинам, которые ожидали его, чтобы разделить радость победы и встречи. Все замолчали и смотрели на младенца. Подняв малыша, падишах показал ребенка воинам. И вот тогда небо взорвалось криками: «Долгих лет жизни падишаху! Долгих лет жизни шехзаде Мехмед Хану!» Эти крики, отразившись от холмов, достигли дворца.
Падишах с горделивым видом проследовал к коню. Хотя на руках у него был сын, он без чужой помощи вскочил в седло. Подобрав поводья, он тронул лошадь. Чистокровный арабский скакун, который принес его к стенам Родоса, словно бы понимал важность и торжественность момента, шагал медленно и величаво.
Фатих Родоса султан Сулейман тем холодным январским днем въехал в Стамбул с маленьким шехзаде Мехмедом на руках. А Хюррем не спускала глаз с всадника, ехавшего слева от султана. «Подожди у меня, Ибрагим, – говорила она себе. – Сколько ты еще сможешь пробыть рядом с моим Сулейманом?»
Она еще не знала, как все сделает, но решение приняла давно. Она уберет этого человека подальше от падишаха.
XXXIX
Хюррем вот уже много дней не находила себе места. Все ее планы рушились один за другим.
Сулейман вернулся с Родоса совершенно другим. Нет, его любовь к Хюррем не изменилась. Как и прежде, произнося ее имя, он чувствовал, как его сердце бьется быстрее. Он по-прежнему говорил ей: «Только в твоих объятиях я обретаю покой». Он напевал ее песенки, она в ответ добавляла по бейту к газели
[49]
, которую он посвящал ей, и читала ему вслух. Он не забывал и о маленьком Мехмеде: часто брал его на руки, целовал и гладил своего маленького шехзаде. С первого взгляда все было великолепно. Но кое-что все же изменилось.
Иногда по ночам Сулейман часами лежал, поместив голову на плечо Хюррем, и молчал. Иногда он рассказывал, что они пережили во время осады Родоса. Когда он рассказывал о том, как вскочил на коня, чтобы воодушевить янычар, как закричал им: «Ну что, воины мои, докажите мне, кто из вас настоящий храбрец», то Хюррем видела, что в глазах его вновь загорается тот прежний огонь, который она так любила и к которому так привыкла. Но затем свет снова гас. Он рассказывал о своих шахидах, о том, как молодые воины истекали кровью, лишившись рук и ног, как их безжизненные тела лежали под стенами неприступной крепости… Как Родос объял запах смерти. Как вокруг чувствовался невыносимый запах разложения. Сколько безголовых тел они подбирали после битв, чтобы их погрести.
Хюррем слушала все это с изумлением. Султан Сулейман смотрел на девушку, но Хюррем не была уверена, что он видит ее: «Мы верим, Хюррем, что если воина похоронить без головы, то в рай он попасть не сможет. А между тем мы верим, что, если падем на поле боя и станем шахидами, тут же должны попасть в рай. Поэтому мы идем на войну, как на брачный пир. Мы даже не знаем, сколько воинов лишилось голов во время осады Родоса. А сейчас эти шахиды не могут войти в двери рая».
