Схватки ночью усилились. Но ребенок родился только под вечер следующего дня. Хюррем не издала ни звука. Ей хотелось, чтобы Сулейман думал: «Какая она сильная, какая она выносливая! – но в то же время знал о той боли, которую она испытывала. И поэтому, когда схватки ненадолго прекращались, она приказывала повитухам, вытиравшим ей пот со лба, сбегать к повелителю, чтобы он не беспокоился, сказать, что с Хюррем все в порядке, она молится за здоровье султана и его ребенка. Повитуха выходила из покоев Хюррем, передавала сообщение Местану-аге, а главный евнух уже со всех ног мчался к повелителю.
– Хюррем Хасеки чувствует себя хорошо и молится за здоровье нашего повелителя и его ребенка!
А падишах, который от волнения уже несколько часов мерил шагами комнату, всякий раз отвечал: «Мы тоже молимся за нее. Даст Аллах, роды скоро закончатся. Нам лишь только хочется знать, не сильно ли она страдает от боли».
Сообщение падишаха тем же путем возвращалось обратно, и ответ Хюррем снова приносил Местан-ага: «Хюррем Хасеки изволит сообщить, что боль, конечно, очень сильная, но любовь нашего великого султана успокоит любую боль, повелитель».
Что касается подобных посланий, и гонцы, и Хюррем, и Сулейман сбились со счета. После полуденного намаза схватки усилились. Теперь терпеть было очень трудно. Хюррем вновь ухватилась за руку Валиде Султан, и на этот раз не отходившей от ее изголовья.
Когда крик ребенка наконец донесся до покоев султана, он почувствовал, как будто гора свалилась с плеч. «Родила!» – подумал он. Местан-ага, вскоре показавшийся в дверях, прохрипел:
– Да хранит вас Аллах, повелитель! У вас родилась дочь!
Султан Сулейман с нетерпением ждал момента, когда можно пойти к Хюррем и обнять свою маленькую принцессу. Когда в дверях появилась Валиде Султан, он понял, что уже можно, и со всех ног ринулся к Хюррем.
– Ее назовут Михримах, – сказал он, едва войдя в комнату.
Хюррем выглядела гораздо красивее, чем всегда. Она выполнила еще одно желание Сулеймана и упрочила свое положение. Она стыдливо улыбнулась падишаху:
– Вы хотите назвать ее Михримах, повелитель?
– Да, Михримах, солнце и луна, день и ночь, черное и белое.
Видя, что Хюррем не очень его понимает, он продолжал: «Мы решили наречь нашу принцессу таким именем с самых первых дней, как увидели тебя. Если великий Аллах дал нам однажды солнцеликую Хюррем, то я подумал, пусть он даст нам однажды луноликую дочь. Пусть солнце и луна встретятся. Пусть будет день и ночь. И мы уже тогда решили назвать ее Михримах».
Хюррем протянула ему новорожденную:
– Какое красивое имя, повелитель. Возьмите Михримах Султан в свои руки.
– Сначала ребенка должна подержать мать, – сказал Сулейман, с любовью целуя Хюррем в лоб. А затем взял на руки дочку, размахивавшую крохотными кулачками: «Моя дорогая Михримах, моя прекрасная принцесса, мое солнце, мой месяц».
Он заглянул младенцу в лицо и радостно улыбнулся:
– Маленькая принцесса очень похожа на Хюррем! Мы так молились об этом, но она и вправду похожа на тебя.
Хюррем отвечала с улыбкой: «Ни о чем не беспокойтесь. Моя дочь превзойдет в красоте свою мать, лишь бы только ваша любовь была бесконечна».
Той ночью султан Сулейман сказал Хюррем: «Мать моего шехзаде и моей принцессы, слушай меня!» А затем прочитал ей строки газели, которую сочинил специально для нее.
Глаза Хюррем были влажными от счастья, пока султан Сулейман произносил прекрасные слова о сиянии света в его жизни. Малышка, спавшая рядом с Хюррем, во сне крепко держала ее за палец. Маленький шехзаде Мехмед в соседней комнате спал рядом с Мерзукой. Хюррем и падишах с любовью смотрели друг на друга. Оба были счастливы, а Хюррем к тому же сейчас ощущала себя в полной безопасности. Угроза в лице Ибрагима отступила. Дрожь в голосе Сулеймана была доказательством того, что Сулейман никогда не пожертвует ею ради греческого раба.
XLI
«Спасайся, кто может!»
Хюррем в ужасе подскочила. Снаружи раздавались крики, которых она не могла разобрать. «Что происходит?!» – она подбежала к окну. Сначала она ничего не увидела сквозь решетку. Затем внезапно вспыхнуло пламя. Вдали показался еще один огонь. А за ним еще.
«О господи, – подумала она, – пожар! Стамбул горит».
Заплакали дети. В коридоре послышались топот шагов и причитания служанок. Хюррем в страхе побежала в комнату к детям. Служанки носились в суматохе. «Что происходит?!» – закричала Хюррем. Но служанки были так напуганы, что не слышали ее вопроса.
В тот момент к Хюррем подбежали Мерзука, Сетарет-калфа и Эмине с широко открытыми от страха глазами. Мерзука держала на руках шехзаде Мехмеда. А Сетарет-калфа пыталась успокоить разбуженную и ревевшую Михримах Султан.
Хюррем, увидев, что с детьми все в порядке, успокоилась: «Что это за светопреставление?»
«Я не знаю. Я проснулась от криков», – голос Сетарет-калфы от страха был еле слышен. Хюррем даже на мгновение показалось, что чернокожая калфа побледнела.
Тут Мерзука закричала: «Пожар! Мы горим со всех сторон!»
– А что это за приближающийся шум? Как будто гром гремит.
– Я не знаю, не знаю, – Мерзука вся дрожала.
Хюррем задумалась. Сулейман не появлялся уже несколько дней, носился по лесам, охотясь вместе с этой змеей Ибрагимом. «Что же я должна делать? Что же мне делать?» – она нервно вышагивала по комнате, как вдруг дверь отворилась и вошла Хафза Султан с Джафером. Хюррем сразу же бросилась к пожилой женщине и обняла ее. Та в панике даже забыла покрыть голову.
– Собирайтесь, вы немедленно уходите отсюда, – приказала Хафза.
– Что происходит, госпожа?
Хафза Султан хрипло сказала: «Янычары перевернули свои казаны и теперь жгут все на своем пути».
– Перевернули казаны? Что это такое? – Хюррем очень удивилась.
– Госпожа, мы не можем терять ни минуты. Мы должны немедленно отсюда уйти, – вмешался Джафер.
– Куда? – этот вопрос беспомощно прозвучал в устах Хюррем. Хафза Султан сказала: «Джафер выведет тебя и детей из города в надежное и безопасное место».
Хюррем попыталась было сопротивляться: «Я никуда не пойду! Султана во дворце нет, нам не к лицу покидать гарем, когда наш повелитель отсутствует».
– Послушай, девушка! – Валиде внимательно смотрела в глаза Хюррем. – Сейчас не время упрямиться. К тому же, когда падишаха нет, за все отвечаю я. Твои дети в опасности. Их могут убить.
«Господи боже мой, – подумала Хюррем, – да что же это такое, кто может убить ее детей». Ей в лицо ударил жар. Нет, она никому не позволит это сделать.
Хюррем внезапно вспомнилась та ночь, когда ее похитили: «Нет, я не позволю, чтобы мои дети страдали так же, как когда-то я! Я никогда этого не позволю». В это время шехзаде Мехмед на руках у Мерзуки принялся реветь.
