Симонов решил вести переговоры сам, не доверившись охраннику. Одна уже дел наделала!
– Мне надо с вами поговорить, – ответил Алексеев и чертыхнулся. И отчетливо кому-то сказал: – Еще выделывается!
Он что же, с группой захвата сюда явился?! Симонов нахмурился и снова неприязненно оглядел Валентину, второй час мусолившую машину перед гаражом. Окоченела ведь насмерть, настырная!
– У вас и ордер имеется? – спросил Симонов после паузы, решив, что Алексеев с группой.
– Для разговора, Геннадий Степанович, не нужен ордер, – пророкотал искаженный динамиком голос Алексеева. – Я хочу поговорить.
– А завтра? Завтра никак? Я бы к вам в отдел явился, поговорили бы, – нарочно тянул время Симонов, чтобы поиграть на нервах у наглого мента.
– Завтра никак! – заорал Алексеев. – Открывайте, или я через забор полезу! И тогда…
– Давайте без угроз, – вздохнул Симонов и нажал кнопку, отпирающую ворота.
Группы захвата не было. Их было всего двое: Алексеев и какой-то франтоватый малый, которого ни за что не принять за мента. Он выглядел как приличный менеджер преуспевающей компании в своем кашемировом полупальто, сорочке нежно-лилового цвета, темно-сером галстуке, шелковом кашне, невероятно тщательно отутюженных брюках и начищенных дорогих ботинках.
А может, кто из прокуратуры? Симонов неожиданно перепугался и снова с неприязнью оглядел Валентину, обтирающую тряпкой давно чистый задний бампер. Вот задала задачу, дура!
Гости в ногу прошли мимо странной женщины. Алексеев покосился на ее вспухшее синее подглазье, но ничего не сказал. Не его дело. Так же в ногу они подошли к входной двери. Симонов ее тут же распахнул, решив без нужды не выпендриваться. Мало ли, может, и правда нарядный малый откуда-то сверху.
– Прошу, господа, – приветливо махнул он рукой в сторону столовой. – Давайте сюда. Как раз собирался выпить чаю. Не составите мне компанию?
Алексеев оглядел хозяина.
Широкие светлые джинсы, домашние мягкие туфли, фланелевая рубашка с длинными рукавами, на шее мотается джемпер с перекинутыми через плечи рукавами в тон к штанам. Выглядит спокойным, не дергается, не нервничает, не в пример Долгову-младшему, у которого они только что побывали.
– Чаю? – Игорь вопросительно глянул на Вадика, тот едва заметно, согласно кивнул. – Можно и чаю, Геннадий Степанович. Мы с коллегой плохо обедали и ужинать вряд ли будем.
– Ох-ох-ох, молодо-зелено…
Симонов неумело захлопотал возле стола. Это было для него непривычным занятием – заваривать чай, подавать чашки, нарезать лимон. Когда-то давно это делал, но забыл. И нисколько не удручался. Он для того и работал столько, чтобы успеть забыть. Посуда гремела, сахар просыпался, кипяток попадал мимо чашки. В заварочный чайник насыпал слишком много заварки, она разбухла и выдавливала на белоснежную скатерть крутой кипяток вместе с чаинками.
– Прошу к столу, господа.
Он с облегчением уселся, предоставляя возможность гостям самим себя обслуживать. Спутник Алексеева разлил чай себе и капитану. Стало быть, рангом пониже, решил тут же Симонов. Прокурорский не стал бы шестерить.
– Коллега ваш? – кивнул он в сторону Вадика, складывая на столе крупные ладони.
– Да, – коротко ответил Алексеев и с удовольствием отхлебнул из чашки крепкого ароматного напитка.
Чай был дорогим, элитным. Таким его знакомая Татьяна Ивановна не торговала. И такой он пил нечасто. И подумал вдогонку глотку, что с удовольствием бы съел сейчас бутерброд. Огромный такой, из свежего белого хлеба, с толстым слоем сливочного масла и таким же толстым куском сыра. Он запил мечту еще одним глотком и спросил:
– Вы ведь догадываетесь, зачем мы здесь, Геннадий Степанович?
– Не дурак, – кивнул хозяин крупной головой и ухмыльнулся.
– И где она? Где Настя?
– В спальне, – коротко ответил Симонов. И тут же внес ясность: – В одной из гостевых спален.
– И что она там делает? – удивленно воскликнул парень, явившийся с Алексеевым.
Он уже успел снять полупальто и аккуратно повесить его на спинку стула. Алексеев, в отличие от него, горбился на стуле в толстой неудобной куртке, морща рукавами белоснежную скатерть на столе.
– Не знаю, – пожал плечами Симонов. – Отдыхает. Может, спит, может, читает, может, телевизор смотрит? Я не захожу к своим гостям каждую минуту и не проверяю, чем они занимаются.
– Гостям?! – хищно улыбнулся Алексеев. – То есть вы хотите сказать, что Настя Дворова – ваша гостья?!
– Я не хочу сказать, это так и есть, – пожал плечами Симонов и вытер пот рукавом джемпера, что мотался у него на шее.
– Я могу в этом убедиться? – Алексеев резко поднялся. Шагнул к двери. – Куда?
– Второй этаж. Третья дверь слева, – крикнул ему в спину Симонов.
Пока мчался через две ступеньки, какая ерунда только не пришла в голову. Это ведь могла быть ловушка! Старый матерый Симонов мог таким вот образом их с Вадиком разделить, чтобы тихонько шлепнуть поодиночке. А потом вывезти куда-нибудь и свалить в овраг их тела. На чистой машине, которую с остервенением намывает его избитая помощница. Никто не знал, куда отправился Алексеев с помощником. Никто! И это было ошибкой. Как было ошибкой и то, что они теперь разделились. И на втором этаже, за третьей дверью слева, Игоря мог ждать стрелок, который способен был выбить ему мозги одним выстрелом.
Стрелка не было. На широкой кровати, в просторной спальне, выполненной в золотисто-белых тонах, спала Настя. Свернувшись калачиком поверх одеяла прямо в одежде, она спала, подложив руки под щеку.
Игорь присел перед кроватью на корточки, послушал ее ровное дыхание. Осмотрел лицо, насколько ему позволял полумрак спальни. Синяков, ссадин, царапин – ничего не было. Может, ее усыпили?!
– Эй… – тихо позвал он и тронул ее за плечо. – Анастасия! Ты спишь?
Она завозилась и приоткрыла глаза.
– Алексеев… – шепнула она и странно, блаженно улыбнулась. – Ты нашел меня…
– С тобой все в порядке? – его ладонь сползла ей на щеку и осторожно погладила. – Тебя не обижали?
– Все нормально. Я посплю, ага? Жутко хочется спать. И есть. Потом хочу есть. Много!..
Он вышел из спальни на цыпочках, ощущая в сердце удивительное смятение. Оно было неправильным – это чувство, – недопустимым. Но оно было! И не тормози он себя остатками рассудка, запросто подхватил бы ее на руки, вынес из дома Симонова и отвез снова к себе. И снова через стенку слушал бы всю ночь ее дыхание и рисовал себе всякие благородные свои поступки, к утру обрастающие пошловатым подтекстом.
– Как моя гостья? – широко, но фальшиво заулыбался Симонов, когда Игорь вернулся.
– Нормально, – буркнул Игорь, усаживаясь к своей чашке с остывшим чаем. – Спит. Потом, говорит, есть хочу, много.
