Пользуясь затишьем, Серега изловчился, схватил чучело, насадил его на палку, валяющуюся под крыльцом, воткнул в землю посреди двора и опрометью бросился в дом. Он унес ноги весьма своевременно. Талибы открыли ураганный огонь по чучелу! Сначала оно упало, потом загорелось.
От души хохоча, Серега последним влетел в дом, захлопнул за собой дверь, рухнул на лежанку, задрал к потолку большой палец и заявил:
– Классно оттянулись, ребята! Ну, этот день они долго не забудут.
Ураганом влетел рассвирепевший Карпатов, сцапал Серегу за грудки, сорвал с матраса. Тот и опомниться не успел.
– Ты что творишь, падла?! – заорал Владимир Иванович в лицо бузотеру. – Ты хоть соображаешь иногда, что творишь? Да когда же ты, идиот, наконец, уймешься?!
Глотов метнулся, чтобы заступиться за горе-коллегу, но Карпатов уже отшвырнул Серегу, брезгливо вытер руки о колени и шагнул в каморку. Глотов застыл, не решаясь броситься следом.
– Блин, молодец против овец.
Серега захохотал.
– Сам ты овца, Саня. Ладно, не обижайся. Хрен с ним, с Карпатовым. А что ты хотел? Чтобы он обрадовался?
– Ну, все, нас ждет очередной жесткий боевик. – Витька улегся и молитвенно сложил на груди руки. – Сейчас прибегут и опять нас разукрасят.
Репрессия последовала строго по графику. Ворвались талибы, разбросали матрасы, порвали их штык-ножами, распинали вещи, прижали к стене Серегу и надавали по сусалам. Затем они в порядке живой очереди отделали Витьку, Вакуленко, Глотова. Сопротивляться было бессмысленно ввиду явного преобладания разгневанной благочестивой публики. Оттого и избиение получилось каким-то скомканным, половинчатым. Жертвы отлежались за пару часов, потом ползали по полу, собирали вещи, зашивали матрасы.
– А Карпатова не били, – пожаловался Витька.
– Почему-то меня это нисколько не удивляет, – прошипел Серега.
– А его-то за что? – спросил Глотов.
– За компанию. – Серега крякнул и мужественным взглядом покосился на каморку, обитатель которой хранил пронзительное молчание. Карпатов не появился ни во время избиения, ни после. Не шевелился он и теперь, хотя самое время было выйти и высказать все, что накопилось.
Ночью Серега легкими покачиваниями разбудил Глотова.
– Ну чего тебе, неугомонный? – проворчал тот, протирая глаза. – Опять что-то задумал?
– Не без этого, – странным шепотом сообщил Серега. – Глянь, чего это Карпатов делает?
Они на цыпочках подкрались к каморке, сунули внутрь любопытные носы. По тесной клетушке с ободранными стенами струилось дрожащее мерцание. Свеча, накрытая стеклянной банкой, горела жидким, исчезающим пламенем. Рядом с ней лежала тетрадка, над которой склонился Карпатов. Он никого не замечал, был погружен в свое дело.
Со стороны могло показаться, что первый пилот решал трудную задачку, участвуя в олимпиаде по математике. Он шевелил губами, что-то высчитывая, делал пометки заточенным карандашом. Временами Владимир Иванович брал с пола ученическую линейку, прикладывал к тому, что было нарисовано на развороте, производил замеры, отмечал точки. Потом Карпатов хватался за огрызок ластика, все стирал, начинал заново. Он надолго погрузился в прострацию, сидел неподвижно, затем перевернул листок и начал что-то бегло писать, сопровождая этот процесс невнятным бурчанием.
Глотов потянул Серегу за рукав и прошептал одними губами:
– Пошли.
Они на цыпочках выбрались на крыльцо.
– Зябко тут, – заметил Глотов. – Чего хотел-то, Серега?
– Не знаешь, что он там делает?
– Откуда мне знать! – Глотов раздраженно передернул плечами. – Рисует что-то. Ты за этим меня поднял?
– Не только. Смотри. – Серега сместился к ящику с хозяйственным мылом, который уже два месяца томился под домом, слева от крыльца.
Затаскивать мыло в дом летчикам было лень, да и охране до этой тяжести не было никакого дела. Временами кто-то из арестантов брал кусок и использовал его по назначению.
– Ну, мыло, – проворчал Глотов. – Я и сам это знаю.
– Четыре слоя, – заявил Серега. – Мы берем сверху, нам никогда не приходило в голову заглянуть ниже, закопаться вглубь, так сказать. А я это сделал.
– И что там? – встрепенулся Глотов. – Динамит, оружие? Порнографические журналы? Знаешь, Серега, по логике вещей, ящик должен быть забит одинаковым мылом.
– Это если не включить воображение, – похвастался Серега. – А я включил. Смотри! – Он щелкнул зажигалкой и загремел тяжелыми мыльными кирпичами. – Вот, пожалуйста. – Серега торжествующе извлек маленькую упаковку туалетного мыла под названием «Клубничное».
На бумажке была изображена в меру обнаженная женщина, совершающая процесс омовения.
Глотов недоверчиво повертел брусок, заглянул в ящик. Деревянная тара была загружена несколькими рядами хозяйственного мыла, а ниже – вот этим самым добром.
– И это все? – разочарованно протянул он.
– Все. – Серега хмыкнул. – Талибам просто лень было копаться. Что привезли, то и отдали.
– Лучше бы что-нибудь доброе притащили. И куда мы теперь эту эротику? Стены туалета оклеим?
– Нет, – заговорщицки заявил Серега. – Колодец!
– Да ну тебя, – проворчал Глотов и отправился спать.
Наутро внимание заспанных охранников было приковано к колодцу, обклеенному бумажками. С каждой из них, кокетливо улыбаясь, на охранников смотрела в меру обнаженная красавица. Талибы недовольно загудели, кто-то потряс автоматом, другой схватился за рацию. Летчики, прилипшие к окну, стали нервно хихикать. Только Глотову уже начинало приедаться все то, что было связано с Серегой. Он махнул рукой и отошел от окна.
– Стриптиз, ребята! – возвестил Серега в раскрытую дверь. – Демонстрация вечных ценностей! Уж извиняйте, что так коряво. Чем можем, как говорится!
– А полезут, мы их мылом закидаем! – Витька храбро хохотнул. – У нас этого мыла, как грязи!
– Ох, Серега! – Глотов покачал головой. – Опять мы огребем по твоей милости.
– А чего я? – Серега хлопнул глазами, изображая дурашливую невинность. – Ведь я всего-то и хочу, чтобы все было по-моему!
– Вы чего опять разорались? – спросил Карпатов, выйдя из каморки.
Он нахмурился, не соображая, что происходит, затем догадался, что зреет новый конфликт, и бросился к окну. Первый пилот всмотрелся, ахнул, оттолкнул гогочущего Серегу и бросился прочь из дома. Охранники уже входили на территорию. Физиономии злые, решительные. Можно представить, как им надоели эти бесконечные фокусы.
– Стойте! – закричал Карпатов. – Не надо, я все уберу! – Он побежал к колодцу и начал срывать бумажки, приклеенные слюной.
Но их было много. Владимир Иванович отдирал их, бросал, а ветер подхватывал и разносил по двору. Один листочек прилип к талибу, выступающему в авангарде. Тот в страхе закричал, стал сбивать его с себя с таким видом, словно к нему прилип по меньшей мере скорпион.
